С закуской дело обстояло хуже. В закромах буфета ничего изысканного для таких экстренных случаев припасено не было, поэтому пришлось ограничиться витринным ассортиментом. Крутыми яйцами и консервами друзья портить аппетит себе не захотели, так что оставалась лишь плохо выбритая курица с тощими синими жилами, торчащими в разные стороны упругими мускулистыми завитками, и железобетонные тульские пряники. Уныло сунув бутылку в заранее приготовленный пакет, Междупальцев и Хорохорин вернулись к своим креслам.
– Начинай, Федя, – вздохнул Хорохорин, прикидывая, что после коньяка захочется спать, а значит, будет чуть легче коротать время до утра. – Стаканчики-то мы забыли у неё попросить, придётся пить из горла. Начинай, тост у нас один…
– Неудобно как-то, – засмущался Междупальцев, – люди вокруг, за кого они нас примут?
– Я тоже на виду не могу, – Хорохорин посмотрел по сторонам, и его брови жалобно изогнулись. – Раньше, когда молодой был, мог всё, что угодно, а сейчас не могу, хоть убей…
Совсем уже было поникли друзья, и настроение испортилось настолько, что, если бы именно в эту минуту неожиданно объявили посадку на самолёт, они отправились бы к трапу по-прежнему с печальным видом. Но о таком чуде мечтать пока не приходилось.
Междупальцев вытащил из кармана очки и планшет с книжкой про НЛО, а Хорохорин уставился в вокзальное окно, за которым в сером полумраке кружились крупные снежинки. Непочатая бутылка коньяка сиротливо замерла в пакете между их портфелями на полу, так и не принеся долгожданной радости, и даже наоборот – ещё больше усугубив невыносимость тоскливого вокзального бытия.
3. В гости к Бабе Яге Костяной Ноге
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Впрочем, в нашем случае дело не делалось совершенно никак. По крайней мере, нам хотелось бы иного развития событий, ведь сказка-то уже давно сказывается, а значит, пора и событиям за ней поспевать.
Совсем уже было наши друзья собрались провести остаток праздничной новогодней ночи в грусти и тоске, как вдруг откуда-то из-за кресел раздался скрипучий голос старухи-уборщицы с изумрудным горящим глазом:
– Чего, соколики, приуныли? Негде силушку богатырскую потешить, али с бутылочкой спиртосодержащей некуда приспособиться? Ай, да беда-кручина! Вы бы ко мне, старой, обратились, я бы вас в свою каморку пригласила, а там у меня уже и закусочка кое-какая заготовлена, дорогих гостей дожидается. Да и к ней кое-что сыщется. Скажу откровенно, коньячок у меня получше вашего будет – настоящий армянский, звёздочек на нём, как на небе, не счесть. Такой даже самые большие начальники не каждый день употребляют. А ваш коньяк, мухами засиженный, можете сразу в унитаз вылить…
Конструкторы удивлённо вытаращили глаза на старуху, и её печёное личико тотчас расплылось в приторной улыбке, сухие губки приоткрыли редкие жёлтые зубы, которые, как показалось друзьям, стали чуть ли не покачиваться в коричневых дёснах. Спутанные седые волосёнки вылезли наружу из-под серого мышиного платка, но старуха, не обращая ни на кого в зале внимания, громко продолжала:
– Времечко-то уже самое что ни на есть новогоднее – без пятнадцати двенадцать! Коли так и дальше сиднем сидеть будете да обижаться неизвестно на кого, то не успеете попасть в Новый год, а значит, так и останетесь в старом!
– Что она за галиматью несёт? – изумлённо ахнул Междупальцев.
– И потом, неужели вам приятно будет пить своё зелье из горлышка, если решитесь? А ведь в двенадцать вы непременно так и сделаете, ничто вас не остановит! И о стаканах, как я вижу, вы не позаботились, а буфетчица вам о них не напомнила… И ещё после этого считаете себя интеллигентными людьми! – старуха издевательски посмотрела на Хорохорина и состроила выразительную гримасу. – А вдруг охрана аэропортовская заметит, что нарушаете порядок в общественном месте, и вас в полицию сдаст, а? Стыда не оберётесь!