. Недавно ему удалось сторговать оптом всех членов Политбюро. Закупило их главное управление бань, которым руководил сын одного из изображённых. Главный банщик страны был безнадёжным пьяницей. Папаша, желая пристроить отпрыска на хлебное место, создал для него Управление, отвоевал у Министерства культуры только что реставрированный дворец Юсупова, в котором хотели сделать музей, и выбрал сыну подходящего помощника. Заместитель ничего не стал менять во внутренней отделке Юсуповского дворца, выделив своему боссу барскую спальню, где тот и почивал в княжеской кровати после очередного запоя. Остальные работники располагались в бальной зале, не очень часто нарушая её тишину своим присутствием. Портреты предков князя, увековеченные знаменитыми художниками, заместитель трогать не велел, а между ними приказал развесить портреты членов Политбюро. Портрет же идейного создателя Управления он приобрёл в двух экземплярах – один для танцевального зала, другой в барскую спальню.

Через некоторое время Арутюнов стал бороться со своими многочисленными конкурентами за очень крупный заказ к очередной годовщине Октябрьской революции. После длительного сражения и многочисленных интриг он победил, но времени на работу осталось мало, и ему срочно требовался помощник, а так как Вася имел опыт писания святых, то, по мнению Арутюнова, членов Политбюро во главе с Бровеносцем он мог намалевать одной левой.

Картина называлась «Речь Генерального секретаря на съезде КПСС» и представляла собой огромное монументальное полотно. Арутюнов показал Васе эскизы будущей картины и предложил разработать образы делегатов Съезда – рабочего, колхозницы и представителя творческой интеллигенции.

Воодушевлённые речью Генерального секретаря, они должны были стоя аплодировать докладчику. Вася за несколько дней сделал наброски, которые так понравились Арутюнову, что он почти полностью передоверил ему работу и уговорил директора училища разрешить студенту Горюнову свободное посещение занятий. Так за один год Вася из никому неизвестного третьекурсника стал сначала самым популярным диссидентом, а потом привилегированным любимчиком начальства. Арутюнов не мог нарадоваться на своего помощника. Он не знал, что, кроме его картины, Вася работает и над своей, очень похожей по композиции, но гораздо меньшей по размерам. На полотне Васи Генеральный секретарь, стоявший на подиуме, являлся карикатурой на самого себя: чуть более лохматые брови, значительно более мутные глаза и полуоткрытый рот, пытающийся произнести трудновыговариваемое слово. Бурно аплодирующий рабочий тоже был не совсем типичной фигурой, кочующей в советском изобразительном искусстве с одного полотна на другое. В Васиной интерпретации у этого представителя пролетариата глаза блестели не только от мудрых слов главного коммуниста Советского Союза, но и от водки, которую он принял со своими товарищами по классу перед заседанием. Горлышко бутылки торчало у него из бокового кармана пиджака.

Рядом с рабочим Генеральному секретарю аплодировала колхозница, гордо выставив вперёд свою необъятную грудь. За ней пристроился тощенький интеллигент в очках. Сильно подавшись вперёд, он с нескрываемым интересом заглядывал в декольте соседки.

– Вы показывали картину Арутюнову? – спросил Боря.

– Специально нет, но он её видел.

– И?

– Начал кричать, что я занимаюсь ерундой и понапрасну теряю время. Ведь если мы не успеем закончить полотно до того как Генсек отбросит коньки, то вообще неизвестно, купит ли государство картину.

– И всё?!

– Конечно! Он даже рассказал мне, когда возник стиль социалистического реализма.