Так можно было вообще?

Может мне тоже просто зареветь, когда муж отказывается вести нас с ребёнком в парк? Или когда не дотрагивается до меня второй месяц, и я сгораю от желания быть для него нужной?

– Что тут происходит? – слышу я бархатный голос из-за спины. По всей видимости, это владелец навязчивого парфюма.

Разворачиваюсь и замираю, потому что это сам Андреев. И на фотографии он кажется другим. Меньше. Не таким фактурным. Не таким идеальным.

Вообще не таким.

От его присутствия я впадаю в ступор, забывая про плачущую девчонку.

– Что тут происходит? – спрашивает он ещё раз мягче, переводя взгляд на Яну.

Его кожа такого ровного бронзового оттенка, что у меня нет сомнений. Её хозяин недавно выгулял свои бицепсы на каких-нибудь Мальдивах.

Яна начинает что-то блеять сквозь слёзы, и я наконец-то выхожу из анабиоза:

– Ваша система лаганула. Моя запись сорвалась.

Он медленно мажет равнодушным взглядом по моему лицу, словно идентифицируя меня на адекватность.

– И поэтому вы решили довести до слёз моего администратора? – спрашивает холодно, поднимая идеальную форму своих бровей.

Я… что? Это я довела её?

– С меня хватит, – бью ладонью по столешнице, подхватывая сумку. – Оформляйте возврат абонемента.

Он заходит за стойку и теперь я пялюсь на вырез черной рубашки, расстёгнутой на две пуговицы. У него там татуировка. Но рассмотреть её нет возможности. Жаль.

– Янчик, давай успокаивайся. Мы сейчас с нашей, – смотрит на меня издевательски, – …гостьей утонем.

– Ладно, – всхлипывает она.

– Я ничего такого Вам не сказала, – обижаюсь на этот цирк.

– Да это Вы меня простите, – начинает извиняться плакса. – У меня эмоциональность повышена, это с детства.

Киваю головой от удовлетворения. Слава богу, моей вины вроде как нет. И перевожу ждущий взгляд на хозяина данной богадельни.

– Что? – спрашивает он, и уголки его точёных губ летят наверх.

– По-моему, – замечаю, отводя наконец-то взгляд от шедеврального лица. Куда угодно смотреть, только не на него. – Не все извинения ещё прозвучали.

Он раскатисто смеётся, от чего рубашка на его груди натягивается.

– По-моему, тоже. Вы же извинитесь перед Яной?

Во мне что-то взрывается, и я раздражённо топаю ногой, как мой сын.

– На сайте возврат оформлю, – хватаю сумку и двигаюсь к выходу. Танцор, твою мать. Думает у него папочка с мандатом и всё!

Будет вести себя как хочет.

Перебегаю через лесенки, несусь обратно в машину. Сейчас заеду в любимую кондитерскую и куплю себе любимое пирожное с заварным кремом. Нажрусь и стану толстой. По крайней мере, будет адекватная причина того, что Лёша меня не хочет.

– Виктория, – слышу своё имя. – Виктория.

Разворачиваюсь и слежу как стремительным шагом на меня надвигается международная звезда современной хореографии. Господи, зачем ты позволил носить ему эти джинсы? Это преступление против моей чести.

– Виктория, произошло недоразумение. У вас годовой вип-абонемент и давайте не будем усложнять.

– А-а-а-а, – говорю намеренно отстранённо. – Я думала вы извиниться пришли.

Он переводит оценивающий взгляд на мой Мерседес, такой же, кстати, как у моего мужа, только серый. Мнётся, словно не может произнести заветные слова. Видимо извиняться для Матвея Андреева в новинку.

– Простите, я был не прав, – говорит он серьёзно, погружая меня в море своих серых глаз.

От этого я начинаю нервно теребить ремень спортивной сумки.

– Не будем терять время. Раз вашего тренера нет на месте, я сам проведу вашу первую тренировку. Только переоденусь.

Сглатываю не понятно, от чего подступившую слюну. То ли от того, что моя тренировка будет с танцором такого уровня. То ли от того, что я представила, как он расстёгивает ремень на своих джинсах и скидывает их, чтобы переодеться.