Весной тихая и незаметная Кнутиха уже не пряталась на дне оврага, а поднималась из него, превращаясь на несколько дней в мутную, сварливую речку, и подтапливала окрестности.

Как-то гуляя после уроков, юный Жека забрёл на илистый берег Кнутихи, чтоб испытать свои новые сапожки. И завязнув там, выбирался потом из прибрежной трясины, чуть ли не ползком в своих обновках.

Картина со стороны, наверное, была комической, но только не для Жеки, который, едва не потеряв свои новые сапожки, и возвращался домой весь в грязи с перепачканным портфелем в руках, с трудом волоча ноги по мостовой. Эту забавную для постороннего глаза картину, ещё издали, наблюдала молодая особа в светлом плаще и, нахохотавшись вдоволь над незадачливым Жекой, теперь боязливо сторонилась на мостовой измазанного в грязи мальчишки. А он, приостановившись, только исподлобья посмотрел на её, как ему показалось тогда, красивое лицо с большими серыми глазами, и зашагал дальше…

Вот с той поры красивая, хохочущая женщина в светлом плаще, с легким, бирюзовым платком на белой шее и запомнилась ему, а сейчас, похоже, именно эта женщина сидела за столом в тихой приёмной, в далёком и богом забытом Качкаре, где Зотов ожидал какого-то начальника СМУ.

На какой-то миг Зотову показалось, что всё происходящее с ним сейчас есть просто нелепое завихрение его жизни во времени и пространстве или какое-то наваждение, а он всё ещё тот мальчишка из далёкого детства, который уныло бредёт домой по скользкой мостовой в ожидании будущего наказания за вымазанную в грязи одежду.

Зотов очнулся и вернулся в реальность, когда в приёмной появился начальник СМУ – молодой, суховатый на вид мужчина, которого Жека уже видел как-то раз на стройплощадке в Найбе.

Он быстро проследовал в кабинет и вызвал секретаршу. Прошло не так много времени, когда она вернулась от него с папками каких-то бумаг и пригласила Зотова зайти в кабинет.

Начальник СМУ даже не взглянул в сторону Зотова, когда тот вошёл, а продолжал изучать лежащие на столе документы, среди которых была и Жекина телеграмма от родителей.

– Зотов… Найба?! – не поднимая головы, спросил начальник.

– Да, – ответил Жека.

– Неделя на всё – хватит вполне! – коротко бросил он и, не о чём больше его не спрашивая, добавил: – Зайдите к секретарю – она всё оформит.

Он подписал и протянул ему командировочное удостоверение, и Жека едва успел разглядеть его скуластое, худое лицо, первую седину на висках и цепкий взгляд желтоватых глаз.

«Не глаза, а колючки – такими зырить только в тюремный волчок, а на людей смотреть, что репейником швыряться!» – подумал Зотов и вышел из кабинета начальника СМУ.

Секретарша поставила печати на командировочное удостоверение, сделала записи в журнале приказов и в журнале для командировочных лиц, в котором заставила Зотова расписаться, а потом повернулась в его сторону и внимательно на него посмотрела.

Зотову показалось, что она хочет чего-то от него услышать, возможно, каких-то прощальных слов. Но сам Зотов не меньше её нуждался в добрых словах поддержки, так необходимых ему в этот момент.

Однако секретарша замерла с застывшим лицом и молчала, словно что-то выжидая. А Жека ещё раз, почти пристально, посмотрел на неё, засунул документы в карман куртки, шумно выдохнул и, не сказав ни слова, вышел.

Потолкавшись у кассы на железнодорожном вокзале, Жека купил общий билет до Неверова на завтрашний вечерний поезд и успел уехать в Найбу на последнем рейсовом автобусе.

По дороге он старался запомнить названия станций для пересадок, номера поездов и время их отправления. Для Жеки в его молодой жизни это была первая самостоятельная поездка, поэтому он относился к ней серьёзно.