Когда пришел апрель и привел с собой теплые душистые дни, цветы раскрасили зеленые склоны яркими лоскутами: маки алыми и золотыми, а люпины синими. Каждый цветок, казалось, был сам по себе и дарил земле неповторимую краску. И все же дожди шли часто, переполняя землю влагой. Каждое углубление в почве превращалось в ручей, а каждая ямка становилась колодцем. Откормленные телята растолстели, а едва они перестали сосать материнское вымя, как коровы снова приняли быков.
Алиса поехала домой, в Нуэстра-Сеньора, родила сына и привезла малыша на ранчо.
В мае с океана подул упрямый летний ветер, а с ним прилетел запах соли и слабый аромат водорослей. Мужчинам весна принесла бесконечную работу. Все ровные участки вокруг домов почернели под плугом и получили щедрую порцию семян овса и пшеницы. Грядки принесли столь обильный урожай, что хозяйки выбирали для кухни только самые крупные, самые красивые овощи. Репа необычной формы или небезупречная морковь отправлялись на корм свиньям. Земляные белки радостно пищали у своих нор и сейчас, весной, уже выглядели толще, чем обычно осенью. На пологих склонах холмов жеребята учились прыгать и мерились силами, а лошади со снисходительным интересом наблюдали за шалостями детей. Как только дожди потеплели, коровы и лошади больше не искали убежища под деревьями, а продолжали пастись под потоками воды, отчего их округлые бока блестели словно лакированные.
В доме Джозефа спокойно и радостно готовились к рождению ребенка. Элизабет прилежно шила детское приданое, а другие женщины, понимая, что ожидается появление на свет главного младенца ранчо и наследника власти, приходили, чтобы посидеть с ней, скрасить ожидание и помочь в работе. Они обтянули корзинку для белья стеганым атласом, а Джозеф укрепил ее на качающейся подставке. Получилась очаровательная колыбель. Теплых пеленок обметали больше, чем могло понадобиться одному малышу. Сшили длинные детские платьица и украсили их кружевами. Заверили Элизабет, что беременность проходит легко, так как она почти не болела, а становилась все спокойнее и счастливее. Рама научила ее шить покрывало для родильной кровати, и Элизабет отнеслась к делу так ответственно, словно покрывало должно было остаться в доме на всю жизнь, а не сгореть сразу же после появления на свет ребенка. Поскольку ожидался первенец Джозефа, Рама придала убранству невиданную элегантность: смастерила толстую бархатную веревку с петлями на концах, чтобы накинуть на столбы кровати. Всем остальным женщинам во время схваток приходилось держаться за скрученную простыню.
Как только потеплело, шитье продолжилось на крыльце, в лучах солнца. Все необходимое было готово и собрано за несколько месяцев до срока. Тяжелый отрез неотбеленного миткаля, которым следовало перевязать бедра Элизабет, был подшит и бережно убран в сундук. Набитые гусиными перьями маленькие подушки и мягкие стеганые одеяльца были готовы уже к первому июня.
Разговоры о детях продолжались бесконечно: о том, как они появляются на свет, какие неожиданности могут случиться, как быстро стирается из сознания матери память о боли, как с самого начала мальчики отличаются от девочек. Воспоминания и рассказы – порою фантастические – не иссякали. Рама знала истории о детях, родившихся с хвостами, с лишними конечностями, со ртами посреди спины. Но все эти примеры не пугали, потому что она сообщала конкретные причины подобных неприятностей. Некоторые отклонения происходили из-за пьянства, другие – вследствие болезни, но худшие, самые страшные уродства возникали как результат зачатия во время менструации.