Михаил собрал двумя руками шампура и понес их к скатерти, там упер концы в миску и ножом посдвигал мясо вниз; народ заметно оживился, стал подтягиваться центру праздника с бутылками, захлопали пробки, бордовые струи устремились в пластиковые стаканы. Он отошел в сторону, достал из пакета в воде несколько банок пива, притулил их на скатерти, открыл одну и с наслаждением глотнул янтарной жидкости. Со всех сторон неслось: «Ууу! Пальчики оближешь! Язык проглотишь!». Белка принесла ему тарелку с кусочками мяса, огурцами и помидорами.

– Отпадно получилось! Такой ты у меня куховар, Мишка. А я так редко тебя балую. Ешь сам-то.

– Ну, может, еще побалуешь как-нибудь.

– Ты про что?

– Про все.

– Вот ты развратный пиратище, – прошептала она ему в ухо.

– А вино как?

– С мясом сухое чудесно просто. А так я люблю сладкое. Меня тут девчонки «Изабеллой» угостили…

– Ну конечно, из твоих родовых виноградников.

– Мишка, ну чего ты у меня болтун такой? И за что я тебя, Дуридома, полюбила? Помнишь, как ты меня во дворе все время подкалывал? «Рюмка водки на столе»… соленый огурец предлагал… Лепса уже послушать нельзя.

– Так полюбила-таки ж?

– Да я тебя сто лет как полюбила. А ты все…

– Так надо было самой сказать. Или хоть подморгнуть.

– Ага. Я девушка скромная. И вдруг я тебе не нравилась.

– А ты помнишь, как мы с тобой в кино ходили? Еще до того.

– Ну конечно. Ты мою ногу гладил. А я все ждала-ждала… А ты… Дуридом совсем.

– Что-то ноги устали. Пошли посидим.

Михаил по ходу опустил тарелку на скатерть, взял салфетку, вытер руки и двинулся к берегу, чуть вправо от центра поляны. Там он опустился на траву, глотнул пива и закурил. Белка догнала его, уселась рядом и вытянула ноги к воде.

– Хороший сегодня день. Как на заказ.

– Так это я и заказал. А то мяса столько куда девать.

Белка провела ступней по голени Михаила, он глянул на нее и положил руку на ее бедро. Ладонь дошла до колена, ощутила его округлость, вернулась назад и переместилась на внутреннюю сторону, ласкала нежную кожу ляжек и как бы случайно трогала венерин холмик. Белка резко оглянулась, сжала ноги и убрала его руку.

– Ты же знаешь, что я могу утворить.

– И шишки сыпались с ветвей?

– Типа того.

– Так пошли вон за кустик.

– Ну ты что. Они же услышат.

– А ты тихонько.

– Ну странный ты, Мишка. Я в этот момент себя иногда совсем не контролирую. Особенно когда выпью. Хорошо, что мы не на «Мустанге» приехали.

– Так пошли тогда к людям. Хочешь еще вина?

– Ну пошли.

Людей стало как-то меньше: кто-то играл в бадминтон, кто-то в карты, а кто-то и просто загорал. Парни травили анекдоты, девчонки заливисто хохотали.

«Ученик пришел к раввину:

– Ребе! У меня есть желание жить вечно! Что делать?

– Женись!

– И что? Я буду жить вечно?

– Нет! Но желание скоро пройдет».

Анекдоты почему-то все подбирались на матримониальную тему.

«– Додик, шо там упало на кухне?!

– Ривочка, это не бунт, это случайно!»

– А вот еще послушайте:

«Во время праздника одна парочка уединилась в темной спальне. Шепот, шорохи, сдержанные крики, рыдания…

– Ах, Яша, почему же ты раньше не любил меня так страстно, как сегодня?! Наверное, потому, что сегодня праздник?

– Нет, наверное, это потому, что я – не Яша!»

«– Абраша, милый, что ты посоветуешь мне почитать?

– Сарочка! Почитай молитву, пока я дочитываю переписку в твоем телефоне!»

Михаил смеялся вместе со всеми и думал, сколько во всем этом простой житейской меткости. Недаром Фрейд написал свое «Остроумие и его отношение к бессознательному». Так иногда зацепит… до самого нутра. Мудрющий был старик. И Эдип его этот… и символы…

Он вынул нож, подбросил его, поймал за лезвие и со всего маха всадил в землю, вытащил, вытер о шорты и вернул в ножны.