Особого воспитательного эффекта большевики ожидали от субботников, призывая, а чаще принуждая сограждан, безвозмездно потрудиться в свои выходные дни. Даже сам Ленин показывал, как надо работать, таская бревно по кремлевской площади. Однако это помогало производству также слабо, как и все остальные надуманные стимулы [11].
Впоследствии, у коммунистов сформировалась стойкая привычка использовать подневольный рабский труд заключенных и солдат-стройбатовцев (после войны – еще и пленных немцев с японцами). Когда возникала необходимость форсировать великие стройки коммунизма: Беломорканал, Днепрогэс, Норильский комбинат, БАМ и многое другое, что плохо и медленно возводилось при уравнительной заработной плате, большевики загоняли на эти объекты миллионы неоплачиваемых невольников. Факт широкого применения рабского труда замалчивался и тщательно скрывался властями, как несоответствующий экономическим устоям социализма.
Совсем неприличный конфуз случился у большевистских вождей с деньгами, – "вековым злом человечества" и "главным орудием угнетения трудящихся". Придя к власти, они сразу же отменили хождение денежных знаков, ставших, по их мнению, тормозом в развитии экономики. Товары, продукты и квартиры, в соответствии с основополагающими принципами социализма, коммунисты вознамерились раздавать всем, поровну и бесплатно. Такими же ненужными и вредными были объявлены драгоценности – "буржуазный пережиток" старого мира. Большевики приказали гражданам сдавать золото и камни властям, а у кого они были найдены, того ждала быстрая и неминуемая расправа.
Когда бесплатная раздача продуктов, товаров и жилья уже развернулась по всей стране, вдруг возникло неожиданное препятствие, о котором в теории Маркса не было сказано ни слова. К великому разочарованию революционеров, оказалось, что без отмененных и ненавидимых марксистами рублей и золота, можно строить только первобытный товарный обмен на основе кустарного производства. Сложный промышленно-экономический механизм без денег и их эквивалентов создать нельзя. Да и простое распределение "всем и всего поровну", тоже не получалось справедливо.
После первых провалов неприятные сюрпризы следовали один за другим. Выяснилось, что "кухаркины дети", вопреки большевистским лозунгам, не могут сразу "от сохи" управлять страной и экономикой – им надо сначала давать классическое, а потом специальное образование. Но тогда они перестанут быть рабочими и крестьянами, а вольются в ряды интеллигенции, т.е. пополнят, презираемую коммунистами "прослойку".
Сексуальная революция, инициированная Александрой Коллонтай, и которую с юношеским задором начали осуществлять комсомольцы, тоже зашла в тупик. Согласно Устава ВЛКСМ каждая сознательная комсомолка обязывалась беспрекословно удовлетворять половые потребности любого, возжелавшего ее комсомольца и наоборот. С этим пунктом у молодежи, по понятным причинам, обходилось без трудностей.
Но сразу же возник бестактный вопрос: имеет ли право комсомолец требовать от комсомолки выполнения Устава, если у нее начались menses, и должна ли она сообщать об этом в комитет ВЛКСМ или же объявлять на комсомольском собрании? Появились и другие проблемы. Например, кого считать отцом ребенка комсомолки, которая имела связь со всеми мужчинами организации? Записывать ли строгий выговор в учетную карточку комсомольца, заразившего венерическим заболеванием всех членов ячейки?
Сообразив, что при строительстве свободных половых отношений большевики явно перегнули палку, Ленин лично вмешался в события и, к немалому огорчению мужской половины комсомола, прикрыл победоносно шагающую сексуальную революцию.