В тот день, день моего рождения, он ждал меня во дворе, и я вышел. Меня интересовал грузовик, а он жаждал общения со мной. Мама называла его «Горюшком», а дворовые «Поносом». Он был единственным беспредельным счастьем матери, опека которой превратила его в овощ, и только в тени моего авторитета он мог раскрываться в личность. Уже в том возрасте я был полноправным членом дворовой команды, куда были зачислены не все, даже не мой старший брат. В тот неблагополучный день Лёня, уйдя из моей жизни, переместился в сны. Его ватное тело издевалось над своими руками и ногами. Они могли тянуться и гнуться в разные стороны…

Вот и сейчас он, словно выйдя из детского сна, напялил на своё несуразное тело военное обмундирование и вытянул себя до нижнего предела солдатского роста.

«Лёня!?!» – похолодел я до вопроса: «Как!?!».

– Свороб! – Старшина перекрикнул гул общего построения и, махнув рукой, подозвал вошедшую в свет плаца недавнюю тень. – Иди-ка сюда. И шибче, шибче!

Он отошёл от нашего строя и остановился, чтобы дождаться подхода сгорбленного в подобострастии человечка, облачённого в бушлат и форму, которая была измята, грязна и велика ему размера на два.

Ночь давно накрыла всю местность, и тускло мерцающие огоньки палаточного городка были убиты двумя прожекторами, освещавшими середину нашего плаца, где и встретились теперь уже мой ротный старшина Толстокоров и солдат срочной службы Сергей Свороб.

– Ты почему не был на построении?! – свирепо спросил старшина.

– Товарищ прапорщик, я был сегодня разносчиком, поэтому поесть со всеми не успел, – плаксиво ответил солдат.

В руках у солдата было два котелка с подкотельниками, а фляга в наремённом чехле своей полнотой оттягивала ремень вниз и назад.

– Ну да. А потом тебя попросили помыть котлы и убраться на кухне?! – Прапорщик протянул руку к его ремню, но, передумав, схватил и приподнял к глазам один из котелков. – Так, на кого слоняришь?!

Солдат буквально присел в коленях и слегка качнулся в сторону.

«Сейчас рухнет!» – ахнула мысль, и я даже чуть подался вперёд, чтобы поддержать этого человечка, который разбудил во мне давно убитые им же чувства.

– Товарищ прапорщик, это мой котелок, – подал голос ещё один солдат, который появился из тени ночи, войдя на плац с тыла нашего строя.

– А что, Шиханов?! Ты что? Сам уже не в состоянии котелок носить? Руки отваливаются? Или на то есть другие причины? – Свирепость старшины враз спала, и голос обрёл отеческую интонацию.

– Да нет! – Шиханов подошёл близко, но тона громкого разговора не понизил. – В сортир припёрло, вот я и оставил котелок с недоедками Своробу!

– Ладно, – прапорщик словно вообще потерял интерес к разговору и быстро переключился на другую тему, – Свороб, встать в строй! Значит так, Володя, примешь по аттестатам под запись их вещи.

– Есть, – скорее по-братски ответил Володя.

– Смотри, не дай бог хоть один тельник пропадёт или по аттестату будет недостача, рожать будешь сам! Понял?

– Товарищ прапорщик… – он не стал договаривать, разведя в обиде руки.

– Всё, дуй в каптёрку и приготовь отдельную полку, я их вещи сам проверю! – Он уже двигался в сторону сгустившейся ночи, когда добавил: – Потом.

Володя удовлетворённо повернулся к строю и проследовал к нашей группке.

За минуту до этого каждый из командиров взводов скомандовал «Разойдись!» и удалился в своём направлении. И лишь наша кучка стояла, не зная куда расходиться, и главное, была совершенно непонятна фраза командира роты: «…Действовать по ранее намеченному плану!», которую он проговорил, перед тем как скрыться с плаца части.