Отдых в армии – смена работы, и, чтоб нам было не скучно, нас запускают на три круга вокруг футбольного поля. И мы отдыхаем, поднимая высоко ноги, чтоб не пылить и не раздражать нервы младшего командного состава. Интенсивность занятия полностью убивает мысли и запирает в пересохших глотках слова. Правда, сержанты и прапорщик, словно прогуливаясь, ведут обсуждение нашего спортивного состояния, нисколько не стесняясь в выражениях. Из их высказываний вытекает только одно: что мы поторопились со сроком появления на свет и пол наш не соответствует действительности.

После оздоровительного бега – хождение по брусьям на руках, потом лёгкая пробежка и снова брусья. Только на этот раз – качание пресса. Смысл всё тот же – ты первый, он второй, и надо сделать десять раз. Час зарядки нескончаем, задания преодолимы, но усилия запредельны и наводят на мысль – если мы ещё не в войсках, что же будет там?!? Комментарии излишни: когда мы возвращаемся с зарядки, все уже умылись и толпой, изображающей строй, двигаются в сторону столовой.

– Рота! Стой! – Прапорщик прямо на скаку остановил нас, и мы замерли как вкопанные, только маленькое облачко пыли продолжило свой бег. – Сейчас, товарищи призывники, вы подниметесь на этаж, и каждый возьмёт полотенце с умывальными принадлежностями. Построение через четыре минуты, время пошло. Разойдись!

Полдня, ночь и утро научили, что фраза «Время пошло» в корне ошибочна. «Время прошло!» – вот её истина и изнанка: как ни старайся, но все твои первые усилия нацелены на опоздание, чтобы затем производить повторения. Правда, количество повторений прямо пропорционально опозданиям.

Бежать по ступенькам вверх после столь насыщенного спортивного утра тяжело. Даром что ноги, наполнившись свинцом, словно не твои, так и мышцы рук и спины надулись так, что любое воздействие извне изливается из тебя матом. Толпа разнопёрых кандидатов старается взлететь на третий этаж, при этом мат и бесконтрольные выражения сыпятся во все стороны, заставляя содрогаться стены подъезда. Время, которое уже почти что прошло, не даёт перелиться в конфликт, а гонит вверх – по нарам. Мой рюкзак лежит на втором ярусе. Вот так запросто на него теперь не залезть. Косые мышцы спины напряжены и руки совершенно непослушны. Я подставляю под Костю свою спину, и он запрыгивает на второй ярус, где начинает, полусогнувшись, бегать по нарам и всем сбрасывать котомки, вещмешки и рюкзаки. Однако наличие возле тебя твоего сидора не спасает положения, так как пальцы, уставшие от перекладины и брусьев, не могут производить движений, породивших от обезьяны человека.

– Пацаны! Не ебитесь! Сыпьте умывательные на полотенце и бежим! – Дельный совет рационализатора принят, и, побросав свои сидора на первый ярус, все мчатся назад.

Двери все ещё выпускали нас из здания, когда прапорщик опустил руку с часами и посмотрел на напитывающийся строй.

– Ладно, на первый раз прощаю, но следующий раз… – Прапорщик не стал нам объяснять, что будет в следующий раз.

В сознание начало прокрадываться понимание, что десант – это каторга, и чтоб девки перед тобой бросали трусы, а парни бежали в кусты, эту каторгу придётся испить до дна. Не поддавалась пониманию вся эта спешка – куда спешить? Впереди столько времени, что эти бренные потуги можно было бы и сократить!

Зажав непослушными руками котомки полотенец, мы стройной колонной перемещаемся в сторону умывальника. Умывальник – длинное корыто, установленное на столбах, со сливными отверстиями прямо на рельеф местности, и водопроводная труба с дырками, в которые вставлены клапаны в виде гвоздей. Ты поджимаешь клапан снизу – вода течёт, отпускаешь – не течёт. Так и моешься. Пока мы принимали ванну, пехота уже стала вытягиваться из столовой.