После безмолвной речи руки берут по сосуду. Механические пальцы крепко держат такую легкую тяжелую ношу…

Они тоже скорбят. Дроиды не остались в стороне от общей боли.

Вдали, прогревая жаркие сопла, готовятся к взлету быстрые джеты. Они поднимут скорбящих на орбиту, и те развеют прах.

Как жаль, что на небо нельзя поднять целый Марс, чтобы простились все те, кто проливает слезы…

Вслед ушедшей далеко процессии плелся немощный старик, сгорбленный под тяжестью великой утраты. В ладони он сжимал трость, ибо хромал и ноги его заплетались. Так сильно подкосила его трагедия… Деревянная трость со стальным набалдашником впивалась во влажную землю, протыкая корни травы. Шаг, еще шаг… он не мог не дойти, потому что должен.

И вот, с великим трудом, в совершенном одиночестве он восходит на один из джетов, где его ждут остальные. Стоит в толпе, мокрый и печальный, и его ладонь дрожит, не по-старчески крепко сжимая костяную рукоять трости.

Камера скользит от испачканных в грязи поношенных ботинок к промокшим брюкам, потом переключается на шершавые сморщенные пальцы, плывет по выглаженной ткани поношенной рубашки, резкая смена кадра – моргает красный от недосыпа глаз. Сморщенные влажные веки свисают вниз, обнажая красные реки сосудов, и старик плачет вместе с родственниками безвременно ушедших. Плачет тихо, скорбно, скрывая боль более великую, чем может показать.

Ибо сдержанность – признак достойного лидера достойной планеты.

Он сам берет в руки прах, и сам развевает его на орбите. Чтобы ветер, дожди и соль жизни вернула нам погибших.

Они обретут новую жизнь, пролившись на Марс дождем, они будут тянуться к солнцу густыми стеблями и крепкими ветвями.

Ибо нас не сломить.

Старик смотрел вдаль, в космос, будто видел каждую песчинку развеянного праха, блестящего в лучах восходящего Солнца.

Когда на экране пропали большие буквы, безмолвие наконец оборвалось.

– Эти доблестные граждане сложили свои головы за наше общее будущее, – тихо молвил Эльтар Даррел, проливая крупные слезы. Они текли по шершавым щекам, забиваясь в глубокие морщины, тихий охрипший голос слышала вся планета. – Мы обязаны остановить тирана, который не остановится ни перед чем. Нэнсис обрекла на погибель жителей нашей прекрасной планеты, словно они никчемный скот. Она убила их, и мне больно. – камера отходит чуть назад, и теперь зрители видят старика ровно по пояс, стоящего в полуоборот к сияющему иллюминатору. Он все еще смотрел на прах, и яркие лучи ложились на немощное тело. Слова звучали вдумчиво и хрипло: – Нэнсис убила и покалечила не только десятки достойнейших граждан, но и уничтожила удивительное творение. Его звали Хорус, и он должен был возвеличить Марс над всеми остальными колониями. Эта разработка не должна была причинить вред жителям нашей планеты. Вовсе нет… она должны была сделать их сильнее. Кем бы мы были, если бы не сделали выводы из прошлых ошибок? Кем мы станем, если отвергнем прогрессивные разработки умнейшей нейросети? «Венет» пал. Он уже не вернется. Мы отрубили все худшее и использовали все лучшее. – старик нахмурился, лицо его стало черствым, как горбушка хлеба, пролежавшая на солнце больше суток. – Но она наплевала на наши старания. Она наплевала на вас! Нужно ее остановить. Помните – «Голем» поможет во всем. Полное содействие в гоне. И да благоволит нам удача.

Далее камера смещает свой фокус и за спиной старика проступают скорбные лица… семьи погибших, что несут на плечах боль утраты.

Тадеуш брезгливо отключил проектор, откинувшись на жесткое кожаное кресло:

– Идиоты.

Андрей размял задубевшие пальцы, а затем снова взялся за весла: