– Ты, чужеземец, тоже пройдешь с нами, и тебе будет дарована высочайшая честь услаждать уши великого эмира самой чарующей музыкой.

После этих слов монаха охранники накинули на голову Джафара мешок, связали ему руки за спиной и выволокли его из кельи. За ними вышел монах и знаком приказал Олегу следовать за ним. Последним вышел стражник с факелом и закрыл за собой дверь.

В великом городе там и тут происходили стихийные погромы, повсюду слышались душераздирающие крики жертв, огонь многочисленных пожарищ освещал тьму улиц, по которым в направлении резиденции великих халифов шел отряд с его человеческой добычей. Наконец они вышли в центр города, который охранялся личной дружиной Тамерлана. В этой части города все было спокойно. Узнав монаха, охрана великого эмира беспрепятственно пропустила отряд стражников с пленниками. Пройдя еще несколько улиц, они вышли на огромную площадь. Прямо перед ними возвышалась громада дворца Аббасидов. Верхние галереи дворца были ярко освещены, из резных мраморных решеток стрельчатых окон доносились искрометные звуки восточной музыки. Пир победителя был в самом разгаре.

Миновав высоченные арочные ворота, отряд оказался в огромном внутреннем прямоугольном дворе, богато украшенном пальмами, фонтанами, резными мраморными скамейками, гранитными бассейнами, доверху наполненными водой. Все стены дворца были покрыты ажурным орнаментом, чередовавшимся с затейливой резьбой по мрамору. Монах, шедший теперь во главе отряда, свернул в угол двора и прошел в невысокие боковые двери. Вслед за ним в здание дворца вошли пленники, подгоняемые стражей. В коротком коридоре, прямо пред ними оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Три стражника, крепко ухватив связанного Джафара, поволокли его к этой лестнице и быстро скрылись из вида. Монах, повернувшись к Олегу, знаком приказал следовать за ним. Пройдя по короткому коридору, они оказались у высоких, отделанных позолоченной бронзой резных двухстворчатых дверей. Монах распахнул их, и они вошли в просторный, слабо освещенный зал с огромными зеркалами, убранный тончайшими полупрозрачными тканями. Монах наконец откинул капюшон на спину и снял платок, скрывавший до сих пор его нижнюю половину лица.

Под платком оказалась черная курчавая борода, резко контрастировавшая с его наголо выбритым черепом. Монах дважды громко хлопнул в ладоши – и тут же одна из занавесей распахнулась и из нее вышли две рабыни. Одна из рабынь несла тяжелый кувшин, полный воды, другая держала медный таз и переброшенное через руку расшитое восточным орнаментом полотенце.

– Ты должен привести себя в порядок, натереться благовониями, облачиться в праздничный наряд и выбрать подходящую флейту. – И монах указал в угол зала, где на столах и на стене были разложены и развешаны всевозможные музыкальные инструменты. Затем монах подошел к высокому, инкрустированному слоновой костью столику на одной ножке, на котором стояли песочные часы, и перевернул их. Песок резво побежал в нижнюю колбу.

– Время пошло, – сказал монах, – ты должен быть готов до падения последней песчинки.

Произнеся эти слова, монах повернулся и вышел из зала.

Олег взглянул на рабынь. Они стояли не шелохнувшись, видимо, ожидая его распоряжений. Ни слова не говоря, Олег взял из рук рабыни таз и поставил его на мраморный пол. Скинув свой жилет, он встал перед тазом на колени и знаками приказал другой рабыне лить воду на его голову. Рабыня с готовностью подскочила к Олегу, с обворожительной улыбкой достала из кармана широких шаровар какой-то пузырек и подала его. Взглянув на содержимое пузырька, Олег решил, что это что-то вроде шампуня, и тут же вылил половину содержимого пузырька себе на голову. Жидкостью оказалось розовое масло. Олега это не смутило, и он решительно продолжил водную процедуру. Покончив с верхней частью тела, он заставил ехидно хихикающих рабынь отвернуться, скинул портки и, встав обеими ногами в таз, самостоятельно завершил мытье нижней части чужого ему тела, пугавшего его своим дистрофическим обличьем.