Альбиос медленно кивнул головой.

– То, что вы говорите, сходится с тем, что я уже слышал из песен, – признался он. – Но остров запрещён лишь взрослым людям, а ведь ни родитель, ни знатный воин ещё не остригал волос Белловеза. Хоть оружием он уже владеет, но взрослых лет он ещё не достиг, а посему предписание к нему не относится.

– А как же ты? А твой товарищ Сумариос? – возразил король. – Если вы пойдёте с ним, бессмертные старухи раздерут вас на куски.

– В таком случае мы останемся на том островке перед священной землёй и подождём, пока Белловез пройдёт своё испытание.

Гудомарос сокрушенно потряс седеющей головой.

– Ваша храбрость и ваша преданность этому юноше делают вам большую честь. Но вы оба сошли с ума…

Совершенно неожиданно для всех юный бард Элуиссо молвил слово.

– Ты, Альбиос, своё уже пожил, – сказал он. – Быть может, ты и хочешь окончить свой блистательный век в лучах славы, ступая по запрещённой земле. Но ведома ли твоим спутникам опасность, коей они себя подвергают? Галлицены заметят вас издалека. Они владеют искусством перевоплощения: они принимают обличье птиц и порхают в небе вместе с чайками и моёвками; они облекаются покровом чешуи лосося или облачаются в шкуру тюленя и ныряют под килями судов. Они управляют силами природы: они могут поднять сильнейшие ураганы, способные потопить даже их остров и разметать целые флотилии по прибрежным скалам. А ежели они позволят вам причалить, то пощады от них не ждите. Доброжелательны они лишь тогда, когда выбираются в наш мир, дабы на благо страждущих применить свой дар прорицания или кровавого целительства, но за пределами нашего мира они свирепы. Они кровожадны даже среди своих.

– Элуиссо верно говорит, – мрачно пробормотал старый Синтусамос. – У них есть ежегодный обычай, по которому они раздирают на части ту, которая ослабнет первой.

– Невозможно себе даже представить, насколько они стары, – продолжал юный музыкант. – Ведь, несмотря на их силу и исцеляющую магию, их собственные тела носят на себе отпечаток веков, хоть сами они и считают, что немощь зазорна. Каждый год они проводят ритуал, согласно которому снимают крышу со своего неметона, дабы выставить на солнечный свет адский алтарь. Ни одно бревно не должно коснуться земли: в течение целого дня они носят на себе балки и брусья из цельного дерева, тяжесть которых раздавила бы под собой любого здоровяка. Стоит только одной из них прогнуться, как остальные тут же кидаются на неё и рвут на куски зубами и ногтями, как кощунью. Так они привыкли истреблять слабых.

– Но ведь они не умирают, – глухо добавил Синтусамос. – Они всего лишь сбрасывают с себя плотскую оболочку. И их лёгкая душа летит в наш мир: воет в потоках шквального ветра и града, кружится вихрем в грозах, идущих на земные королевства. Они парят в бурях бледные, как сипухи. Ищут фермы, деревни или крепости. Обрушиваются на крыши домов, проскальзывают в жилища через дымницы, забираются на прогонные балки – те самые, что стоили им таких великих мук. И усевшись там, под сень кровли, следят за женщинами в доме. Они отбирают из них способных к деторождению девушек, лишившихся ума прорицательниц и старух, чей огонёк едва теплится. И тогда они оборачиваются дуновением ветра, мошкой или каплей воды и падают в яства или в рот своих жертв. Одним они забираются в утробу и зачинают тело дитяти, другим пожирают рассудок и присваивают себе их лик. Завершив своё дело, они возвращаются к нашему побережью, и их сёстры-душегубицы переплывают океан, чтобы забрать их обратно в свою обитель.

– И так было всегда, со тьмы веков, – подытожил Элуиссо. – Говорят, что их остров усеян женскими скелетами, но их самих там только девять. Их всегда было девять.