– Я же сказал, что ты должна слушаться и привыкать. И болтать поменьше.

Когда он опустился всем весом, она слабо вскрикнула и оставила на его предплечьях еще пару глубоких царапин. Потом зажмурилась и сжала губы, а дальше… дальше Субад на нее не смотрел. Он хотел побыстрее закончить нелепую возню и перейти на свою кровать.

А потом словно крепкое вино ударило в голову и отозвалось блаженным покоем в каждой клеточке тела. Запоздало решив, что может ее раздавить, Субад приподнялся на локтях и развернул к себе запрокинутую голову Тарико.

– Да ты что… Эй!

Она была в глубоком обмороке, губы обметала синева, нос заострился. На скуле темнели пятна от его жестких пальцев. Субад укрыл ее своим покрывалом и принес воды. И долго сидел на кровати, ожидая, когда очнется.

В изголовье Тарико валялась красная миска, в которую прежде он насыпал корм для Камы. Последний месяц псица так же безучастно ко всему лежала у камина, согревая старческую кровь. Субад присаживался рядом и рассказывал, как прошел его день. Скучно, грязно, однообразно. Кама все понимала и лизала его ладонь сухим горячим языком. А теперь ее законное место заняла странная девчонка. Слишком нежная и чувствительная для местных болот.

Взяла в рот его член, но брезговала поцелуями. Даже не смогла притвориться, что ей льстит внимание хозяина. Шлюха поумнее бы знала, как обратить ситуацию в свою пользу. Но шлюху бы он прогнал сразу после собственной разрядки, прежняя любовница никогда не оставалась у него на всю ночь.

Нет, такого славного воробышка надо приберечь для себя! Может, если изменить прошлый сианский сценарий удача вернется?

Субад вышел в подсобку и снял с антресолей матрас в фабричной упаковке. Застелил его чистой простыней и уже хотел переложить на него девушку, но громко выругался и полез в стол за аптечкой.

– Эй! Тарико Сан, хватит дурить, от этого не умирают.

Не сдерживая брани и потешаясь над собственной неуклюжестью, он смыл с нее кровь и укутал в чистую рубашку. Потом поднес к лицу бутылек с пахучей жидкостью. И вдруг поймал себя на мысли, что готов и дальше держать ее в руках. Маленькая, слабая, беззащитная. Он только что сделал ее женщиной, пустил в нее свое семя. Утром надо позвать Гуну, пусть позаботиться, чтобы не было последствий.

Тарико приподняла веки, и Субад поразился тому, как в тусклом свете ночника блестят ее глаза, лишь потом сообразил, что в них стоят слезы.

– Эй! Не стоит… ты бы все равно не осталась здесь невинной малышкой.

Он недолго поколебался, а потом вытянулся рядом с ней на матрасе.

– Смотри, как ты меня исцарапала! Храбрая птичка. Мы почти в расчете.

«Почти в расчете…» – эхом подумала Тарико, покорно укладываясь на его груди и вслушиваясь в ритмичный стук чужого сердца под собственной ладонью.

Ей вспомнились петрианские легенды о женщинах-лисах, которые нарочно завлекали мужчин, чтобы после соития обратиться кровожадной тварью и растерзать мирно спящего партнера, чтобы упиться властью.

«Нет, я не умею причинять боль, и для него я лишь жалкий воробушек со слабыми коготками… Субад… Субад…»

Она заставила себя прошептать его имя вслух – примеряясь, привыкая, запоминая тяжесть короткого слова, так же как тяжесть его мускулистого тела.

– Отдыхай, птичка! Спи. Завтра будет лучше.

– Я знаю.

На этот раз он не стал ее поправлять.

Субад проснулся от неприятного предчувствия, может, в обрывках сна уловил подступающую беду. Девушки рядом не было. И мысль о ней тоже показалась странной, он ведь привык просыпаться один. Но сейчас была четкая потребность знать, куда делась маленькая художница. Сбежала на кухню? Моется в уборной? Неужели замерзла и забралась в его кровать, там одеяло потолще.