– Федлис, неварские кочевники… мало ли? – Бирр опять пожал плечами. – Неужели ты настолько глуп, Виллимони, что считаешь, будто у нас не найдётся последователей? Всё зависит от того, в каком положении окажемся мы. Вряд ли неварцы и Федлис кинутся помогать нам, если Империя обложит нас со всех сторон; а другие города и провинции и подавно не шевельнутся. А если мы пойдём на Столицу? Неварцы с воплями кинутся за нами, Федлис, Буонко, Найт воспрянут духом. Они услышат наши требования, согласятся с ними и решат, что желают получить то же самое. Кто тогда удержится от желания идти следом? Разве что Аккаранайдо, Столица и некоторые другие, но их слишком мало.

– Ты – идеалист, как и все твои друзья, – со вздохом заключил Ноули. – Как вы сумеете управлять целой Империей, если вы даже собственный город не привели в порядок в эпоху республики?

Потомок гибрида, сдержанный, как и его достославные предки по отцовской линии, не шевельнул ни одной мышцей, черты его грубого, словно вытесанного из камня, лица не дрогнули, однако Виллимони был уверен, что внутренне его собеседник готов взорваться от ярости. Выслушивать даже справедливую критику по отношению к своему городу не мог никто из всех коренных кеблонцев, которых он знал. Патриотизм у этого народа служил ему одновременно и сильным, и слабым местами. Слегка наклонив голову, Бирр со вздохом согласился:

– Да, мы не сумели воспользоваться теми неожиданными милостями, которые свалились нам на голову. Мы думали, Империя не пойдёт против своих сограждан. Мы думали, независимость останется с нами навсегда… Теперь я не повторю прошлых ошибок. Я уже знаю, как станет функционировать новый государственный аппарат в наше правление.

– Время которого ещё не настало, – поспешил остудить его пыл Виллимони.

– Но обязательно настанет! – восторженно запылали глаза у Марты.

Мечтательно вздохнув, она вцепилась мужу в руку так, что её ногти, прошив рукав маскировочного плаща и мундира, больно оцарапали ему застарелые шрамы. Да, вот куда его завела собственная глупость и неосторожная доверчивость: в лапы непредсказуемой революционно настроенной кеблонки; затем – в вонючую старую канализацию, где он сейчас и застыл, будто бы статуя, в окружении двух законченных бунтовщиков. Он и сам не понимал, как ему избавиться от навязываемого ему предательства. Марта и Бирр уже учуяли запах бегущей добычи, они вонзили в него свои цепкие когти и не ослабили бы хватку, пока он не дал бы удовлетворяющий их ответ.

Видимо, обуревавшие его чувства слишком отчётливо отразились у него на лице, поскольку закадычные друзья, обменявшись лукавыми горящими взглядами, вдруг весело засмеялись. Виллимони оскорблённо вздёрнул бровь; кеблонцы засмеялись ещё громче.

– Не волнуйся, имперец, – сквозь хохот выдавил Бирр, – ты абсолютно не нужен нам как революционер. Молчи только – и на том тебе спасибо! Думаешь, мне так сильно хочется ежедневно видеть твою спесивую физиономию?

– По крайней мере, у тебя существовала бы тогда возможность без риска узнавать о том, что происходит в лагере твоих врагов, – нахально вздёрнув подбородок, ответил Виллимони.

Бирр засмеялся ещё громче, и густое басистое эхо, рокоча, будто падающие с гор камни, прокатилось из одного конца канализации в другой. Очевидно, эти слова не разозлили его, а, наоборот, развеселили ещё больше. Бирр и Марта определённо изменились с тех пор, как Ноули мог предугадывать их реакцию… Теперь они казались непрошибаемыми, как горы; в ответ на одно оскорбление они выдавали двадцать. Только одно чувство время не отобрало и никогда не сумеет у них отобрать – чувства любви к родному городу.