Анастасия часто в отчаянии своего превращения в дьявола, как форму человека была в холоде отчаяния, так как дьявол на Земле – это преодоление жертвы от агрессии толпы. Никто из людей не мог смириться с тем, что агрессивная человеческая стая по воле Божьей просто часто обвиняет кого в предрассудке и начинает эмоционально убивать. Её от понимания процесса несколько раз даже тошнило: на столько по факту это мерзко, словно черви из одного мочу высасывают. Это просто мерзко даже видеть в реальной жизни. И справедливость они так и не построили: они просто игнорировали мнение людей, избрав единицы доминирующих и покорных. Но ладно хоть конкретику стало видно: это её успокаивало значительно, так как в этих условиях люди умрут вне рамок сумасшествия или шизофрении, но умрут в бешенстве своего безумия от предательства своим видом. Они смогут теперь принять решение в смерти их оставить до поры возмездия или прощения с существа, когда воскреснут. Вероятно, они станут далёкими потенциальными им хищниками, так как ничто будет воплощать их ненависть.

А вся красивая Москва каялась Богу в своих грехах, не понимая, что каждый обманут этим народом «Бог». Если бы они хотя бы поняли, что этот символ «Бог» так или иначе часть реальности, но лишь ЧАСТЬ, то они бы смогли сражаться с этим миром хоть в бравой схватке приключения, как оно обожает, но они поддались страху и оставляли лишь печаль после себя. И хорошо, если хоть эта печаль оставалась познанной, узнанной, вспомненной.

Каждый вел одинаковый цикл жизни: всю жизнь стремясь к успеху он считал, что он грешит перед Богом в ожидании его Суда и копилось несоответствие мышления: человек считал наш реальный мир ненастоящим и оно гневалось на вызов себе, не будучи в курсе, что человека просто так убивают. Мир не знал, что это намеренно просто подставляют живое в вере в мечту. Красоту реальности, оставляя в естественном восприятии лишь уродство незнания красоты от страха собственного истощения.

И во что только люди не верили в бегстве от правды: в Сатану, в науку, в святость, не понимая, что именно в их в вере в Бога, а не Солнце, не в реальный мир сокрыта гадость.

И Анастасия часто созерцала вокруг этой смерти в безразличии к этому священников и врачей-срачей: они давно все предали в себе и вокруг себя человека, а, кто не предал терпели лишь угнетение, так как не могли ничего сделать – их убили бы они. Они боялись в случае помощи понять это Божье предательство и не как предательство в общем знании, а как намеренно оставленную ловушку о которой знают все, не зная, что это ловушка. Все считали это естественным, не принимая это заживо, а для исправления пришлось пережить многим именно заживо, так как иначе глаза не могут видеть реальный мир и Солнце: это просто вытеснялось по законам физики, если человек просто понимал, что Бог – это тоже живой человек далеко. Она точно также не имела ничего, чтобы людям помочь это понять: человек мог даже совершить суицид, скажи она об этом неосторожно. Она же знала этот крах: когда человек верит в добро, а в итоге понимает это предательство и постигает свою беспомощность и уродство вожделения, так как организм оживать начинает. Часто при навигации исправления чьей-то маленькой истории или волны исправления Солнце ей это со своим проявлением слёз показывало и проявляло пока сдерживаемую злобу: даже для звезды это глубинное оскорбление просто живого – так поступить.

И Василиса просто видела их конец в начале этого конца: что они только не делали, чтобы это скрыть: отправляли волны ложной памяти, создавали пространственный вакуум, облепили свои звёзды ограничителями, начали запихивать людей в трансляторы тысячами и больше с программами парадоксов для сохранения «тайны», уродовать в плоде реинкарнации до имбицилий и всё только чтобы непосредственно в НИЧТО и космосе реальности не проявлюсь природное знание процесса в живом действиями живого в полноте движения. Однако уже было поздно: всё всему и многим становилось известно, и их расплата была мала для исправления, сделанного: нагадило доверенное лицо, а исправлять всегда тому, что сделало это лицо.