То есть чудеса представляют собой не только мечты людей, но и амбиции самих космосов (миров).

Так или иначе чудо может получиться, а может получиться чудовище. Риск всегда имеет место быть. Однако чудовище тоже живое чудовище и имеет свою красоту в отличие от кого-то или чего-то, что тоже по-своему красиво. То есть оценка красоты – это некий уровень понимания свойств кого-то или чего-то во взаимной выгоде. Да и бывает ли невзаимная выгода? Бывает, что не ценишь отсутствие чего-то, либо наличие. Недостаток тоже может проявлять что-то полезное – многообразие вариантов красит жизнь.

Так она и формировала заговор: с той звездой план через нашу в основе, так как всегда своя решает в итоге приоритетно, потому то они просто дольше существуют в беспрерывности разума, как проявления физической формы во всех направлениях движения основы веществ – пространства. С иной в другом направлении и, хотя бы, рождается здесь новая мечта. Когда появляется мечта, значит где-то что-то изменилось и явно не в худшем изменении.

Жизнь в Москве и на Небесах продолжалась мучительной обыденностью: всем не нравились одинаково маленькие квартиры с разным ремонтом и понятием современности, все одинаково верили в душу, все жили под рабским гнётом Бога и прочих иерархических участков. Всё у всех шло одинаково под лучами надежд пробиться в их обществах. Одна просились на Небеса в молитвах и их посылали, а другие там просились в Ад и тоже их посылали. И всех посылали туда. Где они находятся, а они всё никак не желали возвращаться к реальности.

Андрей об этом не знал. Он ехал в машине с Елизаветой вчера, а уже сегодня хотя бы спал в кровати и без храпящих рядом бандитов. Он до сих пор не мог понять, что за степень дурости нашла на него, когда он в боли собственной злобы хотел таких мучений тому политику. Это же ужасно – быть заживо закопанным в гроб.

Елизавета сделала чай, и они начали болтать.

– Поживёшь у меня пока. Как говорится, недоработки политиков исправляет население. У меня дочка есть взрослая, хочешь фотографии покажу?

– Давайте, – сказал Андрей, – мои дети тоже взрослые уже, но им не до меня. Они не смогли мне ничем помочь в моей ситуации: они сами снимают жильё и просто меня послали. А сколько одиноких людей, как я тоже так остаются умирать среди богатств нашего общества и сколько столетий уже это длится.

– Вот, смотрите, – она показала фотографию черноволосой девочки с голубыми глазами, – это Виолетта. Я просто Вита называю. Она очень добрая и послушная.

– Да. Красивая у вас дочь, – подхватил Андрей.

– Так или иначе есть церковная мудрость: «дела наши осудят нас». Как вы считаете, что это значит? – спросила Елизавета.

– Я даже не понимаю, что значит недугующая в молитвах, – сказал Андрей.

– Ну, – сказала Елизавета, – недугующая – это просто ненастоящее состояние. Моя дочь эти вещи изучает. Это транс, проявляющий безмятежность.

– Транс? – спросил Андрей.

– Транс, – ответила Елизавета.

– Но транс – это феномен сильной абстрагированности. Отчего возможет такой транс у человека в естественности жизни здесь? – удивился Андрей.

Елизавета поморщилась:

– Вы физик?

Андрей засмеялся:

– Да. Ещё химию сам изучил. Знаете, транс – это ступор познания и не более. Он проходит. Проблема с моей позиции тут в том, что безмятежность здесь причина.

– Да. Подавление мятежа. Безмятежность, – романтичным тоном сказала Елизавета с тонкой ехидицей.

– Вы верно сказали, – иронично подчеркнул Андрей, – наши дела осудят нас, потому что, когда не учитываешь мнение одного, все похожие на него пожинают часть его страданий. Это всегда так, так как укореняется игнорирование существования человека. Как потом уважать похожих людей, если того не уважил и не выслушал? Были бы они инопланетянами даже, всё равно похоже всё живое. Просто, вероятно, проще игнорировать, чем познать то, что для тебя тоже опасно. Я так считаю, так как вообще меня давно не волнует эта иллюзия предательства. Предательство никогда не случается намеренно в бесстрашии. Предать вообще случайно можно. Вопрос в том, предательство вообще возможно ли? Вот я бы ушёл гулять один, а вы остались бы здесь. Я вас предал бы?