Ника снесла все вниз и запихнула в машину, потом вернулась за сумочкой, ноутбуком и норковой шубкой. Ах да! Она сгребла из ванной свою косметику и ссыпала все в пластиковый пакет. Потом прошла в комнату, постояла, посмотрела по сторонам, вздохнула, с трудом стянула с пальца обручальное кольцо и положила в хрустальную пепельницу: прощай, Миша. Все это время Алина не показывалась из своей комнаты, и Ника, не выдержав, крикнула из прихожей:

– Алина, я ухожу!

Увидев мать с норковой шубкой, перекинутой через руку, Алина вытаращила глаза:

– Ты что, правда, уходишь?

– А ты думала, я шучу?

– А как же я?

– Ты сделала свой выбор. Надеюсь, Люся будет тебе лучшей матерью, чем я.

– Ну, ма-ама!

– Что?

– Как может какая-то Люся заменить тебя, ты что? Ты… Ты больше не любишь меня, да-а? – Алина страдальчески подняла брови, и слезы ручьями полились из ее синих глаз. – Ты меня теперь ненавидишь, да-а?

– А тебе нужна моя любовь?

– Нужна-а! Очень нужна! Мамочка, прости меня! Я наговорила тебя всякой херни… Ой…

Алина испуганно прикрыла рот рукой, а потом зарыдала, некрасиво распустив губы и сморщившись:

– Прости меня-а… Я больше не буду-у…

– Ах ты, господи! Горе ты мое! Ну, как я могу тебя разлюбить, не выдумывай. Иди ко мне. Ну, что ты, детка. – И Ника обняла «детку», которая была на голову выше матери, но рыдала вполне по-детски, горько и отчаянно. – Маленькая моя, не плачь. Я все равно тебя люблю. Ты моя девочка…

Наконец, Алина успокоилась и заискивающе заглянула матери в лицо:

– Ты меня простила?

– А ты меня?

Алина закивала, и Ника несколько раз поцеловала соленые от слез щеки дочери:

– Солнышко мое.

– Мамочка, ну пожалуйста, можно я останусь здесь? Школа рядом, все друзья тут, и вообще… И тебе не надо будет меня возить, время тратить!

– Но мы же с тобой уже все решили.

– Так я остаюсь, да?

– Будем надеяться, ты уживешься с Люсей.

– А если не уживусь, папа купит мне квартиру.

Ника, вздохнув, покачала головой:

– Алина, я умоляю, ты только не расслабляйся. Впереди экзамены, помни. Если что – сразу звони. Я всегда рядом. Для нас с тобой ничего не изменилось, все по-прежнему. Хорошо? Ах, я забыла! Подожди-ка…

Ника сунула дочери мешавшую ей шубку и вынула из ушей маленькие бриллиантовые сережки, которые Миша подарил ей на сорокалетие – Алине они всегда страшно нравились. Вернее, Миша дал денег, а купила сама Ника, да еще и сэкономила на очередную куклу Götz, по которым Алина тогда просто сходила с ума.

– Вот, возьми. Теперь будут твои. Давай я помогу надеть…

Алина ахнула – слезы мгновенно высохли, и она, покраснев от удовольствия, уставилась на себя в зеркало:

– Класс! Светка удавится от зависти. Спасибо, мамочка!

– Носи на здоровье. Ты не позвонишь папе? А то я не могу.

– Хорошо-хорошо, я позвоню!

– Веди себя прилично. Не опаздывай в школу.

– Мам, да ладно тебе. Я справлюсь.

– Хочешь, разбужу тебя в понедельник?

– Ты что – приедешь? – изумилась Алина.

– Нет, не приеду, – улыбнулась Ника: так далеко ее материнская любовь не простиралась. – Я позвоню.

– Не надо! Я поставлю будильник. Должна же я привыкать к самостоятельности.

– Вот именно. Да, и не забудь проследить, чтобы бабушка поужинала и не легла спать одетой.

– Бабушка! – ахнула Алина: она только сейчас осознала все последствия материнского ухода.

Ника поцеловала растерянную дочь и ушла. Алина постояла в задумчивости, потом полюбовалась на себя в зеркало и наконец набрала отцовский номер:

– Па-ап! Приезжай домой! Мама ушла. Совсем. Я ей ничего не говорила, честно. Она сама как-то узнала. А-а, вон что! Не знаю. Сейчас посмотрю. – Алина побежала в комнату родителей и проверила шкафы. – Все забрала, ага! Только кольцо оставила обручальное. Пап, а вы разведетесь, да? Ужас какой! Пап, а я с тобой останусь, мама разрешила. Что? К своим поехала, к бабушке с дедушкой. Да только что ушла, минут пять назад! Папа?