– Нет, Максимов, тут я не виновата: если задерживаю, значит так и написано. Не смогу – уйдешь, и опять по писаному. Ничего от нас в этом мире не зависит. Бузи, противься, Олежка, но произойдет так, как произойдет. Запал ты мне в душу еще тогда…, раненый беспомощный. Лукаво улыбнулась, – голых мужиков навидалась, но уж так ты был хорош… Ларин салфеткой прикрыл.

До конца октября три раза успел слетать в Кушку. Еще три незабываемых ночи Олег любил. Любил огрубевшей, изболевшейся душой, израненным, уставшим сердцем. Боялся, страшился своего чувства, неожиданного счастья. Был нежен, ласков. Как дикий зверь, живущий инстинктами, средь ежедневно, ежечасно грозящей ему смертельной опасности, переступая порог сокровенного, тайного, оставлял за ним все: кровь, грязь, страх, злобу. Любовь без ума, без расчета… наверное, такая неосмысленная, по настоящему глубока и искрення. Уйти сознанием из этого реального мира в беспредельность… раствориться там на мириады пылинок. Три ночи – три провала в неизведанное, и с первыми лучами солнца – возвращение в осознание земного мира. Они выплывали из небытия, из ниоткуда, удивленно лаская друг друга, узнавая, открывая себя каждому невесомому прикосновению, поцелую, взгляду.

В энергетический сгусток спрессовался Олег неуемным желанием встречи с любимой! Он хорошо понимал, чувствовал: так не бывает! Как ни высоки и искренни их чувства, в крайнем случае его, все должно закончиться обыденно и просто, и ждал этого, и боялся…

Работал в эти осенние дни много. Октябрь – слякотное, унылое время. В Афганистане, по сравнению с Союзом, осень упорно задерживается, палит солнце, упрямо повиснув на выжженном зноем до блеклой голубизны небосклоне. Дни стали только короче, да по ночам заметно холодит. Листья на деревьях и без того от зноя слабенькие, вялые, стали опадать. Банды моджахедов, готовясь к зимнему, сложному времени года: многие караванные тропы по ущельям завалит снегом, разобьет, размоет лавинами, – активизировались. Участились нападения на гарнизоны, колонны с продовольствием. Выезды по заданию, в одиночку, пришлось прекратить. Обязательно сопровождал БТР и машины с сарбозами. В очередной выезд на Джангальский авторемонтный завод машина сопровождения налетела на мину. Шофер и офицер-афганец, сидевший рядом с ним, погибли. Несколько солдат получили ранения.

Вечерами проводил тренировки с офицерами. Расстилали маты на волейбольной площадке, и часа три отрабатывали приемы. Сарин работал с ожесточением. Офицеры жаловались: «Ты что, Олег, звереешь, мы же не дрова». Подполковник Григорьев, бывший борец, классик в тяжелом весе, не раз сам гулко падал на подстеленный мат, попадаясь на прием Олега. Борцы – тяжи физически очень сильны, но в виду малой конкуренции, технически готовы слабовато. Сарину никакого труда не составляло раз за разом, себе в удовольствие, под одобрительные смешки смачно прикладывать особиста. Тот не обижался, кряхтел, поднимаясь с матов, и ворчал на нытиков: «Ну что ж вы как девицы, или лень раньше вас родилась! Пригодится в жизни. Вот случай могу рассказать». «Верим, верим», – галдели штабные, пытаясь улизнуть с занятий. Считали дело это, конечно, хорошим, стоящим, и без сомнения, полезным. Но, как говорится, есть и более приятные способы развлечения. Женщин в городке хватало: не очень с помятыми боками погусаришь.

В один из таких вечеров Новиков вызвал к себе Сарина.

– Садись поплотней, разговор серьезный, – выглядел полковник озабоченным. С грустью и сожалением взглянул на Олега, – Ну что, капитан, Сарин Олег! Вилась веревочка, а и тоньше стала. Не конец, нет! Я не о том, что ваша проделка с документами раскрыта, нет. Тут хорошо: очередное звание – майор капитану Максимову присвоено, и орден у тебя есть, Красной звезды, поздравляю! Достойная награда – заслуженно! Один лейтенант чего стоит! Опять же не в этом дело, – потер правый бок рукой, – болит. – Отвернулся к сейфу, бросил в рот что-то, запил водой прямо из графина. Видать сильно прихватило – поморщился, – извини, приболел немного. Да и пора. Хотел еще немного поработать, но… печень, – внимательно посмотрел на Олега, – Чуешь, к чему клоню?