Забота его жуткая бесит. Сам с губой разбитой стоит, а думает обо мне. Ни о себе, ни об Антоне, что в любой момент повторит кулачный триумф, ни о том, что жизнь свою, возможно, угробит. А обо мне. Какого же черта тогда бросил меня ради этого своего будущего шесть лет назад? Чтобы перечеркнуть его тупой дракой в баре из-за бывшей? Боже. Невыносимо на них смотреть было. Злые, угрюмые, каждый в своей правде уверен и сражаться за нее до конца готов.

И ни один обо мне не подумал. О том, что мне тоже обидно и что я, может, тоже в драку не против ввязаться, чтобы их обоих прибить и жить себе спокойно.

Снова проверяю телефон. Вроде бы на пару миллиметров сдвинулся, но как будто нет. Еще чуть-чуть, и я пойду пешком.

Не пойду.

Потому что Дымов уже рядом. И я, как верная собачонка, чувствую приближение хозяина, еще даже не повернувшись. До слуха доносятся его шаги. И только тогда я оборачиваюсь, чувствуя острую нужду защититься. От его прикосновений, которые точно будут. От его взгляда, душу насквозь пронизывающего. От него.

Сердце сжимается, боль посылает по груди, и она импульсами взрывается в кончиках пальцев, так что приходится сжать кулаки. Смотрю на синяки, новые ссадины и поджимаю губы. Это, конечно, не тот Егор, что с первого раза не прошел отбор в СОБР и вернулся домой без единого живого места. Но на его лице и царапины незначительной хватит, чтобы я бросилась его спасать. А сейчас еще и повод значительный – драка из-за меня.

Но Егор и тут удивляет: он снова меня спасает.

– Поехали, – бросает мне и в сторону своей машины кивает. Дымову нужно еще три секунды, чтобы наглядеться на меня вдоволь, а затем он шумно выдыхает и идет вперед, не дожидаясь меня.

Неужели знает, что за ним пойду?

И я иду. Как сумасшедшая, как чертова наркоманка за новой дозой. Потому что я на самом деле трофей, который Дымов получил. И потому что он так просто не отпустит. Что-то подсказывает: если начну гнуть свою линию сейчас, то Егор уже не будет таким сдержанно-спокойным – вернется за мной, и тогда пиши пропало.

Но это не страх, нет. Я просто устала от новых ссор. Устала думать о нас с Дымовым и нашем прошлом, что заезженной пластинкой перед глазами крутится. Устала от неопределенности в своей жизни. И пусть я наделаю ошибок уже совсем скоро, сейчас выбираю меньшее из зол.

Мы едем молча. Егор медленно остывает, только руль до скрипа сжимает, а я, наоборот, греюсь. Дымов знает, что я теплолюбивая, поэтому включает подогрев сиденья на максимум, и я бессовестно его не выключаю, хотя трясти от холода меня перестало минут пять назад. Но так тепло и комфортно, что я позволяю себе не думать о сожженном бензине ради собственного уюта. Егор не спешит откровенничать, только изредка на меня поглядывает. Ехать нам от силы минут пятнадцать, треть пути позади, и я не выдерживаю первой, потому что любопытство гложет. Я вертела в голове вопрос два дня, а теперь он готов сорваться с губ, потому что момента лучше не придумаешь. Знаю, что Дымов может уйти от ответа, он, в конце концов, ничего мне не должен – до сих пор так и не объяснил, что ему от меня нужно. Поэтому беру инициативу в руки и уверенно спрашиваю, глядя на дорогу, чтобы случайно с Егором взглядами не пересечься:

– Для чего ты все это делаешь?

– Если как «бывший из всех мемов» скажу, что соскучился, поверишь? – снова уходит от ответа.

– Неа, – качаю головой и усмехаюсь. Чувствую взгляд Дымова на себе – под ним кожа начинает гореть.

– Тебя увидел и искренне захотел помочь. Мы же не чужие друг другу люди. – Руль скрипит – так сильно Егор его стискивает, говоря совершенно обратное моим словам, брошенным тогда в кофейне. Мы попадаем в зеленую волну и проскакиваем перекрестки, не останавливаясь. Пульс частит, ускоряется, стремясь успеть за стрелкой на спидометре. Не чужие. Да мы самыми родными друг другу были, готовыми стоять до последнего, чтобы только вместе быть. А теперь сидим, кое-как зажившие, и делаем вид, что все давно отболело. Я так точно этим и занимаюсь.