Но ковырять приходится недолго: я настолько сильно погружаюсь в дела, что не замечаю, как наступает вечер пятницы и как Оля стоит посреди кофейни, гневно отбивая дробь каблуками новых ботинок. Поначалу ее даже не узнаю – настолько привыкла видеть подругу в удобной одежде, что не сразу вспоминаю о договоре. Зато вот Тоха помнит и аккуратно вклинивается в наши планы, обещая побыть терпеливым таксистом и самым главным помощником.

Оле о провальном свидании я не рассказала, крыть мне нечем, поэтому мое возмущенное фырканье подруга никак не воспринимает, радушно принимая в наш куцый женский ряд сильные мужские руки. С Антоном ничего непонятно, он отмалчивается и делает вид, что не было между нами ссоры, а я не знаю, нарочно это или от чувства вины, которое сейчас очень сильно на него давит. Правда, рядом с ним виноватой себя больше чувствую я. Это ведь я морочила ему целый год голову, я искала оправдания, по которым отталкивала от себя Антона и сознательно его френдзонила. А теперь, наверное, мне стоит шаг навстречу сделать, но я так и стою на привычном месте, потому что снова боюсь обжечься. И потому что Егор слишком много эфирного времени в моих мыслях занимает, чего уж греха таить.

За заботами и подготовкой к празднику время стремительно летит. Мы освобождаемся только в одиннадцать, а потом еще колесим по городу, отвозя домой Олю. Хочется напроситься к подруге ночевать, потому что между делом я все же ей шепнула о небольшой ссоре с Антоном, на что она закатила глаза и сказала больше в сторону этого человека не смотреть. Оля еще недолго ругается, что я не сказала сразу и поставила ее в неловкое положение, а потом придумывает какое-то несуществующее занятие для нас двоих и утаскивает прямо из-под Тохиного носа, не оставляя тому и шанса со мной поговорить.

– Рассказывай, – начинает она, как только мы пересекаем порог ее квартиры. Не могу сдержать улыбки: Оля чувствует меня лучше других людей и всегда поддерживает словом и делом.

– Все? – вздыхаю тяжело, уже зная ответ, и выкладываю то, что в душе кипит и ломается.

Рассказываю о Дымове снова, о своих кошмарах, о которых в прошлый раз умолчала, и об Антоне. Выкладываю все, иногда сопровождая слова всхлипываниями и мычаниями. Оля слушает внимательно, никак не комментируя. Наверняка в голове своей решает, что мне выдать и на чью сторону склонить. Хотя я и сама понимаю, на чью сторону надо склоняться – на свою собственную, и выбирать себя и свои желания, пусть даже от них потом плохо будет. Лучше прожить этот момент, чем потом гадать, а как было бы, если… Сгореть как спичка, но раз подожгли, то светить нужно ярко, а не тлеть, угасая на середине пути.

Мы обнимаемся, Оля меня утешает, но я захожусь в новой истерике, эгоистично вываливаю на подругу все свои проблемы в ее уже четыре часа как день рождения.

– Прости, Олечка, – вытираю слезы рукавами, на что подруга хохочет, как воспитатель над ребенком в детском саду. – С днем рождения, крошка, – крепко-крепко ее обнимаю. – Я не дала нам выспаться.

– Да ладно, так даже интереснее получается, – умиляется она. – Еще никогда я с полуночи не праздновала день рождения.

– Тогда мне почти не стыдно, – тянусь к бокалу с вином, которое мы распиваем под мои душевные монологи. – За тебя.

* * *

Утро быстро превращается в вечер, потому что, проболтав еще с час, мы засыпаем, поднимаясь по будильнику. Состояние, конечно, отвратительное. И домой я попасть не успею, так что приходится одолжить у Оли платье, и мы проводим пару часов, как те самые подружки из фильмов, которые собираются вместе на вечеринку. Дурачимся, конечно, делаем друг другу макияж и поем песни.