Увидев такси, трезвая мысль на мгновение промелькнула в ее бесшабашной головке. До Веруни дошло, что Зураб собирается ее куда-то увезти. А там ей уже не выкрутиться. Она слишком увлеклась игрой, и теперь ее может спасти только какой-нибудь неожиданный трюк.

– Ой! – нарочито расстроившись, воскликнула девушка, с трудом преодолевая свое размякшее состояние. – Сумочку забыла! А там документы, студенческий, ключи от дома… Я сейчас! – И для пущей убедительности она сунула Зурабу свой модный плащик, с таким трудом добытый мамой у спекулянтов. – Подержите, пожалуйста…

Этот плащик и усыпил на какое-то время бдительность Зураба. Пошатываясь, она скрылась на кухне ресторана. Позвали Гошу, и тот, разъяренный поведением своей возлюбленной, спрятал ее в кладовке, куда после смены кухонные работники ресторана сбрасывали грязные скатерти, полотенца и халаты. На всякий случай Гоша закрыл кладовку на ключ. Там, на куче грязного белья, Верунька и проспала всю ночь.

Через десять минут Зураб вернулся в ресторан за обольстительницей, но никто ее, конечно, там не видел. С плащиком в руках, отчаянно ругаясь, перемежая грузинскую брань с русским матом, он мотался по всему ресторану в поисках Веруни. Гоше даже пришлось пригрозить милицией обманутому поклоннику. Из кладовки Веруньку освободили только утром, когда в ресторан на работу пришла другая смена. Понятно, Веруньку пристыдили и отпустили с миром.

Помятая, провонявшая грязным бельем, с опухшим лицом она еле добралась до своего дома. Ее жутко мутило, и голова буквально разрывалась от боли. Она дала себе слово больше никогда не ввязываться в такие авантюры. Хотя где-то в глубине души была довольна собой, что так эффектно выкрутилась из этой скандальной и небезопасной истории.

Мать Веруни вернулась с ночного дежурства только после полудня. И, застав дома дочь, очень встревожилась. Веруня в это время должна быть в институте.

– Доченька, что с тобой? Ты почему дома? Не заболела ли?

Валентина Александровна потрогала лоб дочери, прикоснулась к нему губами, но жара не обнаружила.

Веруню знобило. Кутаясь в одеяло, еле-еле шевеля губами, она попыталась успокоить мать.

– Да все нормально, мам. Не переживай. Отравилась вчера в столовке. Тошнит…

– Надо срочно желудок промыть! – Валентина Александровна поспешила на кухню заваривать ромашку. – Ну, паразиты! Воруют, а детей всякой дрянью кормят! – ругала она работников общепита. – И нет же совести у людей?! Вот поеду в вашу столовку, устрою скандал! Да я на них санэпидстанцию натравлю! Дусе позвоню. Она же в санэпидстанции работает…

Верунька прекрасно знала, что мать никуда не поедет и ничего никому не устроит. Поворчит-поворчит, на этом дело и кончится. Но на всякий случай подстраховалась.

– Да не переживай ты так, мам. Обойдется. Если честно, я точно не знаю, где траванулась. Мы с девчонками еще в чебуречную заходили.

– Я тебя сколько раз просила, обедай дома! Вон, еда нетронутая стоит, а ты по чебуречным шляешься! – возмущалась Валентина, хотя сама валилась с ног, мечтая часок-другой вздремнуть после суточного дежурства. – Ох, Верка, Верка, не бережешь ты себя! Это я тебе как медик говорю. Хватишься, поздно будет…

Валентина Александровна воспитывала дочку одна. Сорок лет она проработала медсестрой. Сорок лет на одном месте, в одном отделении – кардиологическом, да еще в престижной больнице. Не каждому так повезет.

Личная жизнь у Валентины Александровны не сложилась. Да и как ей сложиться? В сорок первом ей было шестнадцать. Она уже тогда работала медсестрой. Все ее женихи погибли на войне. Невест хоть отбавляй, а мужиков – раз-два и обчелся. Такая вот доля выпала на ее поколение. Она и не роптала. Когда годы уже подпирали под сороковник, прижила девочку. Как говорится, прямо на рабочем месте. Родила для себя, чтобы было кому в старости воды подать да словом обмолвиться. Не было в ее жизни ни сумасшедшей любви, ни страсти, ни ревности…