Несколько дней назад на почту отца Николая пришло очень странное, короткое письмо. «Здравствуйте, отец Николай. Меня зовут Дмитрий. Мне нужна Ваша помощь. Со мной давно происходит что-то странное. От меня гибнут люди. Если Вы можете мне помочь, примите меня, пожалуйста, в такой-то день. Просто подтвердите, да или нет. Не вступайте со мной в диалог. Иначе, боюсь, что наша встреча может не состояться».

Отец Николай коротко ответил на это письмо ровно так, как просил его Дмитрий. Он написал: «Да». Вслед за этим пришло еще одно письмо такого же странного характера. «Спасибо Вам за понимание. У меня к Вам еще две просьбы: напишите мне, пожалуйста, в какую кабинку для исповеди мне зайти. И вторая, пожалуйста, не общайтесь со мной. Отвечайте только «да» или «нет» и то лишь при необходимости. Избегайте со мной всякого контакта. И когда я приду, не подходите ко мне. Я сам все Вам расскажу и лишь после этого Вы можете сами принять решение, что делать. Такого-то числа, в такое-то время я буду у Вас».

Вот и наступил тот самый день. Для отца Николая это был неординарный, странный и своего рода интересный случай. Совершенно не понимая суть проблем и смысла странной просьбы человека не общаться с ним, он стоял около назначенной им кабинки и наблюдал за входом. В условленное время дверь церкви открылась, и показался неуверенный в себе молодой человек. Он был очень красив, на вид двадцать два – двадцать три года. Голова его была опущена вниз, но он периодически поднимал ее, дабы найти кабинку для исповеди. Отец Николай вошел в кабинку и стал ждать. Спустя примерно минуту в кабинку зашел человек.

– Отец Николай, это вы? – спросил человек.

– Да, – коротко ответил священник, соблюдая данное им обещание.

– Это я вам писал. Молчите, пожалуйста, не вступайте со мной в диалог, – снова предупредил молодой человек. – Даже не знаю, с чего начать. Мне посоветовал вас один человек… Я почитал отзывы о вас на определенных форумах, навел свои справки, и мне показалось, вы можете мне помочь. Давайте, я начну сначала…

Отец Николай послушно слушал и молчал.

– Сейчас мне двадцать семь лет, но вы, наверное, успели заметить, что выгляжу я чуть моложе. С детства у меня была тяга к общению. Я любил общаться, любил слушать. Для своих сверстников я всегда был жилеткой, в которую можно было плакаться. Со мной делились хорошими и плохими новостями, доверяли мне, одним словом, видели во мне надежного и понимающего друга. Когда я стал старше и начал взрослеть, в частности, лет в четырнадцать, я подумал, что доверие ко мне со стороны друзей – это лишь временное явление. Как ни странно, но интеллектуально я рос гораздо быстрее своих сверстников. Желание слушать и сочувствовать усилилось в несколько раз, плюс появилась новая потребность, а именно – давать советы, пытаться помочь человеку.

Уже в этом возрасте мои сомнения относительно временности моего спроса среди сверстников рассеялись, потому что со мной стали делиться своими переживаниями взрослые люди. Мне, четырнадцатилетнему мальчику, взрослые женщины на полном серьезе рассказывали о своих проблемах в семье, на работе, о каких-то сложных интригах, протекающих в рабочих коллективах. Мужчины рассказывали мне про то, как они изменяют своим женам, про то, как подделывают документы для налоговой и прочие разные дела и события, суть которых я практически не понимал.

В первое время это были знакомые моих родителей. Они смотрели на меня, как загипнотизированные, и изливали все свои проблемы. Я лишь молчал, потому что банально стеснялся, но при этом получал колоссальное удовольствие. Не понимая от чего, просто мне было хорошо. Спустя несколько лет, когда мне исполнилось восемнадцать, я имел очень много желающих пообщаться со мной. Фактически я занимался тем, чем и вы сейчас, – исповедовал. В том возрасте, несмотря на всю свою скромность, я признался себе: «У меня дар, дар от Бога». Стоит мне заговорить с кем-нибудь в автобусе о погоде, при желании, через десять минут я мог бы узнать все о жизни человека, обо всех его скелетах в шкафу. Люди сами рассказывали мне об этом, мне даже ничего не приходилось делать. Поэтому-то я и решил, что у меня дар.