Светлые идеалы человечества не нуждаются в вере, изолированной от совести, мозгов и тяги к знаниям, вне коих любой анализ-интуиция-откровение – имитация. «Шепот, робкое дыханье, трели соловья» куда ближе к идеалам человечества, чем «построенный в боях социализм», сколь бы десятилетий ни казалось наоборот. Обожая Де Ниро и Аль Пачино (что само по себе естественно так же, как их уникальная органика на экране), главное – проходить сквозь это обожание вглубь. Не останавливаться на нем. Остановка – конец. Суд искусства, «более требовательный, чем Страшный», – не на экране домашнего кинотеатра, а в вашей душе.

– Алё… Я могу говорить… Просто хочу слышать твой голос… Где?.. Во сколько?..

В глубине одного на двоих воображения (в которой что ни сделаешь или помыслишь – искусство… искусно… искусственно) любовь – завеса… Такая же, как современная физическая картина мира. Та же. Не такая же, а та же. Одна и та же завеса. Квантовые поля во внешней условной оболочке Вселенной (в пленке без гравитации) полностью описывают нашу голограммоподобную пространственно-временную и гравитационную Вселенную. И эта созданная физиком Хуаном Малдасеной формально-реальная картина мира – холст с запечатленным осознанием себя влюбленной парой. Следующий шаг здесь – преодоление системы «зритель-полотно», проход сквозь изображение во «Вселенную запутанных подсистем без выделенного сверхнаблюдателя» (соратник Малдасены Леонард Сасскинд), то есть слияние одного на двоих воображения влюбленных с этой не изображенной и не формальной – больше-чем-живой Вселенной.

По образной иллюстрации Малдасены, разнесенные в разные концы мира Ромео и Джульетта, каждый с мешком квантово-запутанных частиц в руках, могут построить из этих частиц каждый свою черную дыру и, бросившись в нее, наконец встретиться, поскольку у двух бесконечно удаленных одна от другой черных дыр из запутанных частиц – общее нутро.

Квантовая запутанность связана не с фотонами… а с размывающими исходный фотон надвое измерениями – этими дождевыми стенами вероятностей, создающих возможность иллюзии разделения половинок исходного фотона в пространстве и времени. Линия создает возможность пребывания этих двух фотонов, двух иллюзорных половинок целого, в ее, линии, различных точках – растягивает исходный фотон в эти разные точки до впечатления двух запутанных его половин; плоскость увеличивает свободу этого растягивания до того, что путешествующие по ней, плоскости, половинки одного и того же исходного фотона могут никогда не встретиться друг с другом; объем кружит голову обоим участникам этой «пары» свободным во всех направлениях пространством, отправляет в путешествие по которому пинок – время. Все дело – в иллюзорности измерений, этих дождевых стен вероятностей, размывающих реальный источник пары фотонов. Замыкает же картину взаимодействия реальности и иллюзии – сознание, третий игрок. Каждый из трех – мост между двумя остальными…

– А-а?..

– Домой, говорю, не идешь?

– Тебя подбросить?

– Вот что такое летний рабочий день в нашем деле… Ум за разум от безделья… Пожалел горемыку-безлошадника… Давай, просыпайся уже и – домой… Пока! До завтра. Закрой здесь все…

У двух удаленных одна от другой черных дыр из запутанных частиц – общее нутро. Вот это «внутри» и «снаружи». В нем все дело. В мечте-существе из другой глины. В ощущении истинного своего «я» там, в темноте, разгребаемой фарами «Турана», в которой двое с парой сосенок за спиной – больше чем целое (оглянулся сейчас на эти сосенки в пустоте за спиной…).

В глубине одного на двоих воображения не делают и не мыслят. Не любят. Там то, что становится чувствами, мыслями, действиями, любовью, то, что чувствам и мыслям нужно, но само по себе в них не нуждается. Источник, не думающий об утоляющем жажду путнике – для источника просто фрагменте глинистого берега с его, фрагмента, мечтой-существом из другой глины. Там, в отличие от глинистого берега, не важно, существуешь ли. И дело в исчезновении не переживаний и страхов (этих следствий существования), а его, существования, причин.