Дорогой Лёва!
Я написала про моего ученика Егора. Причём довольно давно. Сегодня я с ним занималась, было трудно. Ровно – не бывает. Мы то «пребываем на верху блаженства, то погружаемся в бездну скорби». Сегодня как раз была бездна скорби. Потому что нельзя успокаиваться и думать, что всё понятно и просто, но об этом я тебе ещё напишу.
1. Егор из всех моих особых учеников самый особый. Особенный, можно сказать. Один из любимых.
2. Ему восемь лет.
3. Вес – 17 килограммов.
4. Не видит, не ходит, почти не слышит.
5. Мы с ним знакомы чуть больше года.
6. Его мама сказала мне:
– Понимаешь, я особенно не жду никаких результатов. Но ребёнок должен заниматься. Работать.
– Но я не умею…
– Вот и поучишься. Значит, обоим будет польза.
7. Егор – единственный сын.
8. Меня уговаривали отказаться. Его мать сказала: «Вы что, с ума сошли?!»
9. У Егора было всё: бесконечные больницы, препараты, массаж, бассейн, психологи, дефектологи.
На любой мой вопрос – «…а вы делали? а у вас было?… а у вас есть…» – мне отвечали: «конечно, делали!», «да было, было», «точно есть, надо поискать».
Перепробовали всё.
Сейчас с Егором занимаюсь только я. Два раза в неделю.
10. Нам трудно было понять друг друга. Помните: «слепая и глухонемая, она похожа на маленький запертый сейф, который никто не может открыть»[4].
Понимать нас учили бабушка и мама.
Егор яростно мотает головой и машет здоровой рукой.
Бабушка:
– Гляди-ка, веселится!
Наклоняет голову, весь перекашивается.
Бабушка:
– Просит, чтобы его положили. Суёт палец в рот. Бабушка:
– Смотри, злится, злится.
Шарит в воздухе в поисках бабушкиной руки. Бабушка:
– Прыгать хочет. Ему лишь бы прыгать. Это единственное, что любит Егор.
Поэтому мы чередуем занятия с прыганьем. У нас это как «пятёрки».
11. Занятий у нас много.
Мы играем на музыкальных инструментах, лепим из теста, исследуем комнату, учимся удерживать в руках разные предметы, находить источник звука, трогаем гладкое и шершавое, холодное и горячее, железное и деревянное, играем гремящими воздушными шариками, пересыпаем горох и фасоль, переливаем воду.
Сначала Егор яростно сопротивлялся. Теперь привык. Слушается. Что-то даже начинает ему нравиться. Немногое.
Но я в него верю.
12. Результаты? Мне кажется, что они есть. Но не в этом суть.
13. Некоторые (даже, наверно, многие) спрашивают: а зачем? То есть какой во всём этом смысл? Он же необучаемый?
Во-первых, я в необучаемость не верю.
Во-вторых, я считаю: если человек живёт, он должен развиваться. Что-то делать. Куда-то двигаться. Пусть со стороны и кажется, что это топтание на месте, но я-то вижу: сегодня он впервые протянул руку и поймал колокольчик. А сегодня крепко схватил деревянную ложку. Сам опустил ладонь в миску с фасолью, рассыпал её по ковру. Осмысленно – на какую-то секунду – прижал руку к моему лицу.
В-третьих, если всё это Егору и не нужно и мои знакомые правы, у меня остаётся последний, неотразимый аргумент: это нужно мне.
Лис
Дорогой Лёва!
Я знала, что рано или поздно это случится. Когда имеешь дело с такими людьми, как родители Рустама, можно ждать чего угодно. Точнее, можно ждать совершенно определённых вещей. И все наши с ним усилия пойдут прахом.
Я знала, что мать водит Рустама в школу, только потому что имеет возможность оставить его там на всю учебную неделю. Другой пользы от школы она не ищет.