– Снять шапки!

Никто ничего не понял. Зачем это? Но повиновались. Нестор перещупал каждую.

– А теперь проверьте у всех! – чутье подсказывало ему: деньги спрятаны в одежде. Больше негде, скорее всего в шапках. У кого?

– Тут, кажись! – воскликнул Пантелей Каретник. Махно быстро обернулся. Шапка была… Ивана Вакулы. Этого еще не хватало! Сотский, отчаянный богатырь. Пантелей разорвал подкладку и вынул пачку' кредиток.

– Ты… Иван? – изумился Нестор. Вакула онемел. – Иди сюда, – Махно подозвал хозяина мельницы. – Твои деньги?

– Мои.

– Точно? Ану приглядись. Если врешь, сволочь…

– Чего смотреть, Нестор Иванович? Николаевские. Потрясите над ладонью. Видите, видите – мука!

Всякие сомнения отпали. Сорока все стрекотала.

– Кто был с тобой? – спросил Махно Вакулу беспощадным тоном. Он был настолько возмущен жадностью и скрытностью, казалось бы, верного соратника, что не пощадил бы и брата. О том, что повстанцы могут быть другого мнения, а то и защитят виновного, взбунтуются – не думалось. Нестор просто не принимал это в расчет. А если бы дрогнул – не быть ему Батькой.

– Дружок Федора Щуся! – с вызовом ответил Вакула, указывая на повстанца из Дибривок. То был тоже испытанный в боях, худой и озлобленный парень, у которого, помнится, сгорела хата. Смотрел он на Нестора волком.

– Ану рвите и его шапку! – приказал Батько.

В ней тоже оказались деньги. С мукой. Члены штаба молча наблюдали эту тягостную сцену.

– Сдайте оружие! – потребовал Махно.

Вакула и его приятель подчинились. Они еще надеялись, что пронесет.

– Предлагаю… расстрелять мерзавцев, – обратился Нестор к членам штаба. – Если этого не сделаем – грош цена революции.

– Да ты что?! – Щусь даже отшатнулся. Сорока примолкла.

– Семен, говори!

Каретник, оскалившись, тёр подбородок большим пальцем.

– Я – «за», – сказал сурово.

– Марченко!

Алексей покраснел, закурил, не мог вымолвить ни слова.

– Говори, люди ждут, – глаза Махно с расширенными зрачками не оставляли надежды.

– «За», – выдавил наконец Марченко.

– Лютый!

– Я воздержусь.

– Ах ты ж, виршеплёт. Калашников!

– «За».

– Чубенко!

– Тоже «за», – никто из них не хотел произносить страшного слова «расстрел». Они впервые должны были казнить своих, и это казалось чудовищным. Но что же делать? Спорить на глазах у взвинченного отряда? Митинговать? Да разорвут же на части или перестреляют друг друга.

– Значит, так. Кто «за», те и приведут приговор в исполнение, – жестко подвел итог Махно. Потом обратился к повстанцам: – Отряд, слушай! Вот эти двое опозорили наше святое дело. Вина их твердо установлена. Мало того, что занялись разбоем, – затаились, бросая грязную тень на каждого из вас. Мы этого ни сейчас, ни впредь не потерпим. Заразу выжигают каленым железом. Штаб принял решение… – Нестор осекся, дыхание у него перехватило. Все стояли без шороха. – Расстрелять перед строем! – крикнул Махно, и передние ряды повстанцев напряглись в изумлении. Люди явно не ожидали такого исхода. – Товарищ Каретник, приступайте!

Вакула и дибривчанин умерли молча.

А чуть позже крестьяне принесли три ящика патронов, которые прятали на черный день.