) и я, грешный и недостойный раб Нестор, и он принял меня, а было мне тогда семнадцать лет от роду»[20]. Кассиан внес имя Нестора не только в это известие, но и в заглавие сказания, которое сам и сочинил: «Нестора, инока обители монастыря Печерского, сказание о том, почему монастырь был прозван Печерским»[21]. Догадка Кассиана, по-видимому, была вызвана сообщением более ранней редакции патерика, что Нестор был летописцем[22], а также, вероятно, знакомством с рукописью «Повести временных лет», в заглавии которой упоминалось имя Нестора как автора. Все случаи присутствия в летописном тексте авторского «я», в том числе и в статье 1051 года, Кассиан трактовал как знаки авторства Нестора.

Однако приписывание Нестору годовой статьи 1051 года несостоятельно: в Житии Феодосия Печерского книжник сообщает не только о том, что он был пострижен в монахи преемником Нестора Стефаном, но и о том, что в годы настоятельства Стефана, то есть после 3 мая 1074 года, пришел в Печерскую обитель; он прямо пишет, что не застал Феодосия в живых и был вынужден расспрашивать о нем знающих людей[23]. Кроме того, статья 1051 года противоречит Житию: в летописи говорится, что Феодосий добыл греческий свод монашеских правил (Студийский устав) у некоего монаха Михаила, пришедшего из Византии[24], в то время как в жизнеописании Феодосия Нестор пишет, что тот попросил переписать устав печерского монаха скопца Ефрема, жившего в Константинополе[25]. Правда, замечательный текстолог, исследователь русского летописания А. А. Шахматов в 1896 году предполагал, что запись летописца о себе в «Повести временных лет» – это действительно автобиографическое сообщение Нестора, однако подвергшееся редактированию, которое произвел более поздний книжник (Шахматов называет его составителем «Повести временных лет»): «заключительная фраза Нестора сохранена и поставлена в ненадлежащую связь с Феодосием, которого он в монастыре не застал уже в живых»[26]. Таким образом, получается, что недостоверным является известие о приходе Нестора в Печерскую обитель в годы настоятельства Феодосия, но указанный в летописной записи возраст, в котором автор ушел из мира и посвятил себя Богу, якобы относится именно к Нестору: «Следовательно, Нестор, которому было семнадцать лет во время игуменства Стефана (начало его игуменства – 1074 г.), родился не ранее 1057 г.»[27].

Но это объяснение, словно призванное «спасти» сложившиеся представления о времени рождения Нестора, неубедительно. Средневековый английский философ Оккам заметил: «Не нужно множить сущности без необходимости». Этот принцип («бритва Оккама»), призванный отдавать преимущество более простым объяснениям перед сложными и запутанными, вполне применим при решении проблемы, какому книжнику принадлежит сообщение о приходе в Печерский монастырь в семнадцатилетнем возрасте. Наиболее простое и логичное решение таково: запись принадлежит не Нестору, а другому печерянину. Между прочим, к этой мысли в конце концов пришел и сам А. А. Шахматов[28]. Он заметил о киево-печерском книжнике Кассиане: «Кассиан ‹…› внес в Печерский патерик несколько статей из ПВЛ («Повесть временных лет». – А. Р.), очевидно, признавая самую ПВЛ составленною Нестором. ‹…›…Он вставил имя Нестора и в самый текст статей, где автор их говорит о себе в первом лице. ‹…›…Вместо слов Кассиановской первой редакции (точно передающих текст ПВЛ): “к нему же и азъ прiидох, худыи и недостоиныи рабъ”, в Кассиановской второй читается: “прiидох же азъ к нему, худый и недостойный рабъ Нестеръ”»[29]. Шахматов резонно предположил, что Кассиану попал в руки список «Повести временных лет», в заглавии которого фигурировало имя Нестора