На самом деле… надо было отказаться. Сразу, причем. Всё, что предложит этот мужчина, всегда будет иметь для неё последствия.

Но соблазн так велик…

Поле просто отличное, дорожки — идеальные, кругом — начавшие расцветать деревья… И стоило только представить, что она сможет сделать несколько кругов, ощущая бьющий в лицо ветер и податливую натренированную лошадь под собой… Голову вскружило нетерпеливое ожидание. И какое-то неподдельное чистое детское предвкушение. Это что-то сродни наркотику, если любишь верховую езду. А Элиза очень любила, пусть теперь редко получалось ею заниматься.

Но ощущения — незабываемые.

И грех их не повторить, если выдалась такая возможность… Раз уж приехала, лучше провести короткое время с удовольствием.

Федор Алексеевич считал её ответ за миг до того, как она собиралась открыть рот, и жестом подозвал одного из конюхов, дав распоряжение подготовить некую Эльпиду.

Через пять минут взору девушки предстала ухоженная красно-рыжая леди, всем своим видом демонстрировавшая идеальную вышколенность. Породистая, манерная, выдержанная.

— Англичанка, — сделала вывод Элиза, улыбнувшись кобылке.

— В точку. Кливлендская гнедая, — Коршунов оскалился, а его глаза зажглись каким-то новым — еще более неприятным — интересом к девушке.

Она повела плечами, будто этим неосознанным движением пытаясь сбросить с себя сальный взгляд мужчины. И ступила на поле вслед за конюхом. Парень помог ей усесться, проводя в процессе короткий инструктаж. Большего и не требовалось — он понял это по тому, как Элиза приняла правильную позу, ухватив повод.

Эгоистично забыв обо всем постороннем, она самозабвенно придалась счастью… Как давно в ней не было столько радости от жизни! Сплошная эйфория разлилась по всему телу, делая её легкой-легкой. И казалось, что они не скачут, а летят с прекрасной девочкой Эльпидой… И так хорошо на душе, Господи, так хорошо… Как не было невероятно давно.

Она не знала, какой это был по счету круг, лошадь действительно была спокойной и послушной. Любой мельчайший сигнал Элизы схватывала моментально и тут же выполняла, меняя скорость или манеру бега.

Где-то за двадцать метров до манежа, у которого и столпились зрители, девушка вдруг на мгновение подняла голову. И это стало роковой ошибкой. В глаза тут же бросились Рома с Леной, которой еще минуту назад там точно не было. Помощница привычно висела у него локте и смотрела на Разумовского таким… таким собственническим и блаженным взглядом, будто до приезда в поместье он удовлетворил её по всем фронтам и обещал достать звезды с неба…

Пятнадцать метров до ограждения.
Элиза порывисто впивается стременами в бока Эльпиды, ведомая вспышкой ярости.
Десять метров.
Свободной рукой вцепившись в черную гриву, непроизвольно сжимает кулак, натягивая жесткие волосы.
Пять метров.
Ладонь, управляющая поводом, дергается, заставляя животное выгнуть шею назад.

Это всё происходит за считанные секунды — её неосознанные реакции на ненавистную теперь парочку. Девушка не понимала, что натворила… ровно до того мгновения, как лошадь, обеспокоенно взбрыкнув, не стала замедляться. Попытавшись исправиться, Элиза ослабила хватку, чтобы трензель не причинял боли гнедой, но было поздно. Обиженная англичанка несколько раз встала на дыбы, намереваясь сбросить наездницу. И как девушка ни цеплялась, удержаться ей не удалось. Спустя еще несколько нервных мощных движений она всё-таки упала в паре метров от взбесившейся кобылы.

Но по-настоящему испугалась только в тот миг, когда та приблизилась и подпрыгнула, нацелившись на точный удар передними копытами прямо ей в голову…