– Эрик, этого быть не может!

– Может – не может, – усмехнулся он. – Но так оно и есть.

– Она сама тебе сказала?

– Нет, не сказала. Но я не такой уж слепой, каким кажусь.

– Ты знаешь, где она сейчас?

– Не знаю, – глухо буркнул Эрик. – Вероятно, там, где сейчас ей быть важнее, чем дежурить в изоляторе.

– И ты вот просто так позволяешь всему этому происходить?!

– А что я должен делать? К трубе её приковать?

– Эрик!

– Пожалуйста, избавь меня от упрёков, – строго сказал дядя.

Это были не упрёки. Было ужасно обидно за Эрика. И жаль его до слёз. И как же я обозлилась на Веронику!..

– Я не поняла, почему ты оставил дежурить Арсения? То ты ему тройную дозу успокоительного даёшь, то вдруг такие поручения!

– У него правильные волнения, надо только понизить их градус. И дать парню соответствующий опыт. И я с каждым днём убеждаюсь, что он не пойдёт самовольно шляться, где попало, когда на его попечении люди…

Эрик осёкся, потом будто бы отмахнулся от чего-то невидимого и встряхнул головой:

– Всё, Ладка, завязывай с этим допросом. Не будем тратить время на бессмысленные разговоры.

– Как скажешь.

Дверь в комнату резко распахнулась, и ввалилась Вероника, на ходу снимая свой оранжевый пуховик.

Мы оба уставились на неё.

Она казалась… счастливой! Радостной, умиротворённой, спокойной. Прямо катарсис какой-то.

Эрик молча взял со стула носки, натянул их, сунул ноги в туфли и, ни к кому конкретно не обращаясь, сообщил:

– Я наверх. К ужину спущусь.

И ушёл.

Вероника посмотрела ему вслед, пожала плечами.

– Нигде не ёкает? – уточнила я у неё.

Она посмотрела на меня невинно, непонимающе.

– Я тебя не узнаю, – сказала я. – Совсем. Что же ты с ним делаешь?

Вероника усмехнулась:

– А что я делаю?

– Хорош прикидываться! Где ты ухажёра своего раздобыла? На сайте знакомств? Или в местном магазине повстречала? – Какого ухажёра? – прищурилась Вероника.

– Такого! С которым ты только что под ёлками обжималась.

Улыбка сошла с её лица.

– Вера, ты совсем дурочка, что ли? За что ты так с Эриком? Ему же больно! Что ж ты такая деревянная стала?!

Она смотрела на меня и… Я так и не поняла, что произошло. Глаза её быстро наполнились слезами, и крупные капли побежали по щекам, срываясь на пол. А губы сложились в брезгливую и злобную гримасу. И одно с другим как-то совсем не вязалось.

– Уходи из моей комнаты! – процедила она. – Сейчас же!

Я вышла и, каюсь, не удержалась – хлопнула дверью как следует.

В дровяном сарае было холодно, как в морозилке.

Никита под единственной лампочкой, свисающей с потолка, ковырялся во внутренностях бензопилы: готовил инструмент к грядущим трудовым подвигам. Ну, то есть Никита, конечно, руками-то сам шевелил, что-то там смазывал, подтягивал, но я знала, что Никита Корышев сносно умеет управляться только с наружными кнопками и рычагами всякой разной техники. Это я не наговариваю, это он сам признался. Так что влезть внутрь, разобрать-собрать – этим, конечно, занимался Макс.

В общем, пила благополучно проходила плановый техосмотр, а я как пришла, так и стояла на одном месте и тарахтела без умолку, вываливая на Никиту всю пережитую досаду и всё негодование, которое накопилось во мне за сегодня.

Никита слушал, изредка поглядывая на меня, но не перебивал, да и вообще больше смотрел на свои железки.

– …и я не знаю, что с этим делать! Что-то нехорошее происходит! – закончила я свой длинный монолог.

– Да, – печально протянул Никита. – Судя по всему, хорошего мало.

– Эрик не хочет меня слушать. Старательно изображает фаталиста.

Никита вздохнул:

– Не обижайся на него. Он не хочет об этом говорить, и мне, в принципе, понятно, почему.