– Ладно, пошли на учебу, – сказал со злостью Дима и развернулся.

Оставалось несколько минут до начала первого урока. Дима даже не знал, в какой кабинет ему нужно. Вова шел позади и улыбчиво за всем наблюдал. Может, он знает какой сейчас будет первый урок?

– Че у нас первым, ты не в курсе, случайно-ли? – Дима чуть повернул голову назад, чтобы услышать ответ.

– Утром смотрел, в расписании был русский.

Кабинет на первом этаже, сто семнадцатый. Этот кабинет не предназначен для русского языка. Раньше в нем располагался учитель по математике, а потом он переместился в другое место, на второй этаж. Но кабинет пропитан духом этих бессмысленных чисел, а сейчас его пропитывают словами, такими же не менее бессмысленными.

Везде висят портреты математиков и физиков – еще снять не успели; на зеленой-блевотной доске написано: «С днем знаний!». Рядом проходили учащиеся, заглядывали внутрь, будто мысленно сочувствовали тем, кто попал именно в этот кабинет.

– Слушай, а может я к тебе пересяду, а? – прервал тишину Вова. – Может, повеселее будет, мы же отдельно сидим, так скучно все-же. Тебе ли не знать? Хоть какой-то фигней может позанимаемся. В этой школе скучно, – последнюю фразу он сказал шепотом, будто не хотел, чтобы все услышали этот всем известный факт.

Дима покачал головой в знак согласия, и они оба сели за одну парту.

* * *

– То есть, Владимир узнал ваш номер телефона у классного руководителя?

– Именно так.

Герман встал с места. Посмотрел в сторону маленькой полки, на которой находился чайник.

– Дмитрий, предлагаю сделать перерыв на чай. Вы будете?

– Буду, но только без сахара.

– Сахар – дело такое. А чем он вам не нравится?

– Люблю горькость. Тащусь от этого, – поджал губы Дима.

А ведь Вова бы то же самое сказал. Еще бы и улыбнулся во весь рот, насколько это возможно, пока мышцы не сведет.

– Горький, без проблем.

Герман положил две кружки с налитым чаем на столик: одну ближе к Диме, другую – противоположно. Такая же белая, есть ли в этой комнатке хоть что-то темное?

– Осторожней, горячий, – он сел и взялся употреблять свое пойло.

– Хорошо.

Пар красивый идет. Ароматный. Наверное, невтерпеж уже попробовать.

Дима держал свою порцию около носа, ничего не чувствовал.

Неловкое движение – часть чая пролилась прямо на колено.

Герман аж подскочил.

– Дмитрий, горячий же! – он отставил свое распитие и принялся искать салфетки.

– Да вроде не такой уж и горячий.

Он не ощущал тепла. Для него этот чай был будто холодным. Пустышка.

* * *

Друг ли ты мне, Владимир? Появляешься резко в моей жизни, что-то хочешь поменять, сместить правила, которые я создавал все свои года. Не даешь даже шанса как-то по-иному построить ситуацию. Все тебе с рук сходится.

А теперь ты еще со мной после учебного дня идешь. Я терпеливый, а ты? Может заведу тебя в угол, достану нож и вырежу тебя – этого добиваешься? Хочешь, устрою?

Решил познакомиться со мной – так знакомься, если хочешь.

Шли они все по тому же пути, как Дима шел обычно домой и до школы. По дороге рядом проносились автомобили. Ревели, уничтожали воздух своими газами. Вонь просачивалась через все стены. Рядом с дорогой обычно стоят и продают арбузы. Хрен его знает, что там может попасть на эти продукты, а их покупают, не боятся за здоровье.

Молчали. Оно к лучшему. Зачем лишний трепет?

Прошли новостройки – вот и конец цивилизации. Начиналась древняя Россия – помойки и склад мусора через каждые сто метров.

– Кстати, а это мой дом, – Вова протянул руку в правую сторону, и указал двумя пальцами.

Манеры, блядь.

– Я там живу, прикинь? – и положил руку на плечо Димы. – А ты-то где живешь, молчаливый?