– Да, о них.

– Хорошо, – сощуривает глаза, что-то записывает себе на листочек. – Я присмотрю за твоими родителями. Это все? – вопрос побуждает еще попросить сопроводить до аэропорта, но тогда он точно поймет, что дело не в конкурентах. Кто знает, на что пойдет Герман. Его мотивы до сих пор мне не ясны.

– Да. Спасибо, – теперь встаю и ретируюсь из кабинета, пока действительно не исповедалась перед Тайсумом, как грешница перед священником.

***

Полночь. Задумчиво смотрю на почти собранный чемодан. На сердце тяжесть, на душе неспокойно. Опять побег. В этот раз от самого советчика. Ставлю локти на колени, обхватываю голову руками. Что мне делать дальше? С родителями смогу видеться в Европе, они могут прилетать ко мне – это не проблема. С Дианой сложнее, я буду по ней безумно скучать, по сладкой булочке-Еве, даже по бесячему Адаму. Мне будет не хватать наших с ним пикировок.

Вытираю пальцами влагу под глазами. Моргаю, вздыхаю. Еще раз проверяю собранные вещи. Главное, не забыть паспорт, билеты и карточки, остальное фигня.

Звонок. Я, как дикое животное на трассе, ослепленное фарами машины, замираю посредине квартиры между кухней и спальней. Сердце бьется где-то в горле. Крепче сжимаю стакан с водой в руке. Кто бы это мог быть в такое время? Самое интересное, звонок не повторяется.

Я все же подхожу к двери, заглядываю в глазок и мечтаю слиться со стеной, превратиться в невидимку. Сделать вид, что меня дома нет. Взгляд мечется по выкрашенной стене, словно там есть ответ. Он не уйдет. Более того, если не открою, он сам войдет.

– Ты в курсе, что в такое время по гостям не ходят? И вообще, я тебя не приглашала, – придерживаю одной рукой дверь, другой рукой упираюсь в свой бок. Мне безумно страшно, но страх я свой маскирую за недовольством.

Против воли начинаю его рассматривать. За три дня, мне кажется, он похудел, черты лица стали острее и жестче, губы сжались, густая щетина прорезала щеки. Вместо привычных брюк на нем черные джинсы, вместо крахмаленной рубашки – футболка, вместо пиджака – косуха.

На мне пижамные штаны с единорогами, майка на тонких лямках, спереди рисунок радуги. Судя по смешинках в глазах, его мой наряд забавляет.

– Я вообще-то спать собираюсь, – зачем-то начинаю объяснять.

Он подается вперед, я рефлекторно отступаю назад, тем самым позволив ему войти в квартиру. Сам закрывает дверь, от щелчка замка я вздрагиваю, с расширенными глазами смотрю на мужчину.

Я так привыкла, что вокруг меня люди разговаривают, никогда не молчат, даже когда нечего сказать, несут какую-то чушь. Этот же молчит. И гадай, что у него на уме, вспоминай психологию, вспоминай значение мимики – и тогда, возможно, что-то будет понятно.

– Если ты пришел вести умные и душевные разговоры, давай в другой раз. Я действительно хочу спать, время давно оказаться в кроватке, – вот не умею выразительно молчать. Меня тишина ввергает в панику. – Герман Алексан… – отчество не договариваю.

Смотрю в его глаза. Они темные, мрачные, ничего хорошего не предвещают. Мгновение – и он обхватывает мое лицо ладонями, дергает на себя, впивается жестким поцелуем в мои губы. Я упираюсь ладонями ему в плечи, пытаюсь вывернуться из его плена, но куда мне там… Напор усиливается, язык требовательно раздвигает сжатые губы.

Он ведь добьется своего, заставит ответить на поцелуй. Порыв вырваться властно подавлен. С ужасом осознаю, мне интересно узнать, каков его поцелуй на вкус. И что он принесет мне. Это настолько меня изумляет, что я прикусываю зубами его нижнюю губу. Хватка слабеет, пользуюсь моментом, вырываюсь из этого насильственного плена, отскакиваю в сторону.