Свою так называемую паранойю, что Эдвард Дэвис продолжает призрачной дымкой находиться вокруг меня, я не говорила никому.

Сегодняшний день считается и смертью матери Эльвиры и Эдварда. Я не стала напоминать об этом Эльвире. Она уже несколько лет не зацикливается на этой дате, поэтому мои мысли уносят меня к Эдварду, который сейчас вдали от меня, и я не знаю, как он себя ощущает, когда настает эта дата. И вообще, знает ли он, что у него родилась племянница? Я не спрашивала у Эльвиры, общается ли она с Эдвардом, знает ли, как он живет. Я не спрашивала об этом и Джона. Я ни с кем не говорю о нем, кроме себя самой, а мое окружение даже не пытается мне рассказывать о нем. Эдвард словно испарился, будто его никогда не было. Я обучаю себя не интересоваться его жизнью, не ходить туда, где был он. На это приходится вкладывать титанические усилия.

Прошло почти три года, но этого времени мне не хватило, чтобы хотя бы на шаг сдвинуться от Эдварда и перестать думать о нем так часто. Я так и думала, что мне потребуется на это вся жизнь, потому что он отравил ее собой, и теперь для меня больше никого не существует, кроме него.

Сентябрь всегда означает новые начинания. Жизнь словно меняет свое русло и настраивается на иной лад, подражая изменчивости природы. Особенно это касается студентов, которые снова заполнили собой весь двор университета. Если летом после сдачи сессии можно расслабиться и бездельничать, то с первого сентября организм готовится к напряжениям. По крайней мере, перед лекциями студенты выделяют время на долгожданные встречи: все обнимаются, ведут оживленные беседы и много смеются после летнего отдыха. Все в быстром темпе делятся впечатлениями и историями, как они провели это лето, словно на это дело больше не выделится время. Так или иначе, атмосфера вокруг меня меняется, и с первых минут я погружаюсь в учебу.

Стоя перед стендом с расписанием, я нацепила на нос очки. У меня ухудшилось зрение, и теперь видеть самостоятельно вдаль для меня тяжело выполнимая задача. Тем более прочитать мелкий шрифт на стенде, который висит слишком высоко для моего роста. Я вытащила мобильник и открыла камеру, увеличивая нужный лист, где находится расписание моей группы.

– Элла!

Я чуть не уронила телефон, когда услышала за спиной восторженный визг и резко повернулась. На меня с объятиями набросилась Аманда – староста нашей группы и по совместительству племянница ректора нашего университета. Я бы не сказала, что она вся из себя из-за таких родственников в семье. Она не ведет себя высокомерно, но любит влезать в дела, которые ее не касаются или которые у нее не получаются, но она всеми силами доказывает обратное. Так она притягивает к себе активной и живой энергетикой. Аманда – яркая, стильная блондинка и любит быть в центре внимания. Она не эгоцентрична, а наоборот, помогает каждому нуждающемуся. Именно за это качество группа и выбрала ее старостой, а не потому, что в университете Аманду знает каждый преподаватель только потому, что она племянница высшей иерархии.

– Привет, красотка! Рада тебя видеть! – продолжала она восклицать, пока осматривала меня, держа за плечи.

Я слабо улыбалась и кивала ее словам, поправляя свои очки, которые чуть было не выпали, когда Аманда зажала меня в своих объятиях. Девушка очень эмоциональная и возбужденная, и, наблюдая за ней весь год, я не могу даже полагать, что у нее есть какие-то рычаги, которые могли успокоить ее пыл хотя бы на мгновение.

– Я тоже рада тебя видеть, Аманда.

– Как ты? Как отдохнула?

– О, знаешь, здорово. Я слетала в Чикаго к родственникам и хорошо провела время.