– А ты что же?

– Чего я, Мирка, сам же видишь, чего я…

Я почти не виделся с отцом последнее время – но все равно мне стало не по себе от одной мысли, что я вот так просто оставлю его и взойду на ковчег.

– Но…

– Чего но, не нокай, не запряг! Билет на кого? То-то же, и не думай даже… Зарезервировано все… пошел!

– Я только к тебе попро…

– Попрощались уже, и не вздумай даже, и на порог тя не пущу! Дуй давай!

Это означало – беги. Я побежал, конечно, не так, как бегают животные, перебирают ногами – я вышел на улицу, поймал такси, уже в такси спохватился, что не взял ничего из дома кроме документов, стал вспоминать какие-то тесты, Если бы вам пришлось покинуть землю навсегда, какие бы три предмета вы с собой взяли. Я не мог вспомнить, что отвечал, когда проходил такие тесты, да и вообще – кто сказал, что в ковчег можно было что-то принести с собой…

В ковчег…

Я ловил себя на том, что никогда раньше не видел ковчег – даже на экране телевизора. В отличие от кораблей спасения и бункеров про ковчег не говорили, не трезвонили на каждом углу – потому что опять же в отличие от мифических кораблей и бункеров ковчег был настоящим. О нем молчали – чтобы уберечь от обезумевшей толпы, которая будет рваться на борт, когда мир начнет трещать по швам.

Я представлял себе, как подъеду к стальной громадине ковчега, как поднимусь по трапу, как улыбчивая стюардесса проверит у меня документы и пожелает приятного полета, как я войду в свою каюту и пристегну ремни…

От этой мысли мне почему-то стало страшно, как перед кабинетом стоматолога. Кто не знает про стоматолога, тому поясню, что в те времена моя физическая оболочка была хрупкой и уязвимой, и когда её повреждали, я чувствовал это…

…впрочем, не о том речь.

Тем не менее, все оказалось совсем не так, как я думал. Машина затормозила перед высокой бетонной стеной, ворота которой были плотно закрыты. Я расплатился с водителем и пошел к воротам, подбирая слова, я не знал, как сказать – день добрый, я лечу в ковчеге, вот мой билет – или просто молча протянуть билет…

Ближе к воротам я выбрал второй вариант, просто молча протянул карточку с кораблем. Это была не та самая карточка, которую мне подарил отец когда-то давным-давно – от той уже ничего не осталось, еще в детстве я вырезал из неё корабль, чтобы летать на нем в космос.

Человек в форме посмотрел на мой билет, покачал головой.

– Не тот билет.

– Простите?

– Молодой человек, вы меня за идиота-то не держите, я что, не знаю, как билеты выглядят?

Мир перевернулся у меня под ногами.

– А… к-как?

– Обыкновенно, как… вон, на экран посмотрите…

Я посмотрел на экран, и чем больше я смотрел, тем больше понимал, что моего отца обманули, снова, в который раз, обманули ловко, хитро, а он и не догадывался, и я тем более не догадывался, и…

И…

– Слушайте, ну столько денег на билет потратил…

– И чего?

Я стоял у ворот и не знал, что делать дальше. Я чувствовал, что не могу просто так повернуться и уйти, и они не могут просто так не пустить меня, просто… потому что…

– Слушайте, а одного человека так просто возьмете?

– Еще тебе чего?

Я схватился за последнюю соломинку.

– А… в фильмах… людей вот так… пускали…

– Фильмов обсмотрелся?

Я не знал, что ответить. Я смотрел, как закрываются ворота, и надо было бежать, ломиться в эти ворота, молотить кулаками, пробиваться любой ценой, как в фильмах, там герой забирался в какие-нибудь подсобки, потом его оттуда всем ковчегом вытаскивали…

Кто-то мягко отодвинул меня, кто-то прошел вперед меня в ворота – у него, конечно же, был билет, настоящий билет, не поддельный билет, его, конечно, пропустят без проблем, не то, что меня – и мне уже захотелось кинуться к нему, потихоньку спросить, не найдется ли лишнего билетика…