– Да не так это было! Никто нас убивать не собирался. Твоей Вальке после того, как её муж с топором погонял, всё одно мерещится. Пьяный свёкор пристал. Захотелось ему, видите ли, на своей бывшей кровати поспать. Я – против. Тогда он закричал: «Убирайтесь отседова к такой-то матери!». Я Владика – в охапку и – к Вальке. Ну, Иван с ним потом «побеседовал» по-мужски. Сказал, чтоб в горницу – ни ногой. Только что толку! Трезвый – дед никого не трогает, с Владиком возится, а пьяный – дурак дураком.

Так переговариваясь, мать начала полоскать бельё и складывать его сразу же покрасневшими руками на расчищенный от снега лёд.

Их разговор меня мало интересовал: говорилось о том, что мне было хорошо известно. Заинтересовала же ближайшая прорубь. Я заметил на её краях размытое кровавое пятно и захотел подойти поближе. Было очень страшно, но тёмная бездна как будто притягивала меня и звала к себе. Я колебался. Однако вид крови вызывал большое любопытство, и я шагнул ближе, вытянув шею. «Чья это кровь? – подумал я. – Может быть, кто-то нечаянно поскользнулся и упал в прорубь?.. Тогда его давно съели рыбы». – И сразу же представил себя на месте утонувшего. От этой мысли повеяло холодом подлёдного царства, в котором, я слышал, плавают щуки с большими зубами. – А может быть, это кровь лошади? – продолжал гадать я. – Лошадь большая! Она не могла провалиться и, должно быть, здорово ударилась об лёд».

– Ах ты, негодник! – как бы с небес послышался отчаянный голос матери. – Ты куда это полез!? Ишь, чего удумал. Ну, погоди. Сейчас я тебе покажу!

Она схватила меня одной рукой за ворот фуфайки, оттянула от опасной проруби, а другой замахнулась, что бы отхлестать ниже спины. Тёплые ватные штаны значительно заглушили её шлепки, хотя я из опыта знал, что мать всегда бьёт несильно, так сказать, для острастки.

– Ты, Лида, смотри за ним. Ишь, какой смелый! Хорошо, что я заметила. А то бы… – беспокоилась женщина, уже закончившая полоскать бельё.

Затем она запряглась в вожжи, с трудом сдвинула примерзшие ко льду сани и медленно пошла с ними в гору.

Шло время. Ухудшение отношений между снохой и свекровью, пьяные выходки деда и атмосфера унизительного недоверия постепенно подтачивали нервную систему матери. Кроме того, Иван, как и его отец, стал сам приходить домой подвыпившим и покрикивать на жену. В результате, с матерью случился эпилептический припадок.

Это произошло днём во дворе дома, в отсутствии отчима и деда. Я не видел, как она упала на землю, забившись в конвульсиях. Но на крики свекрови сбежались соседи. И когда я выскочил из сеней на площадку нашего высокого деревянного крыльца, то увидел внизу лежащую на земле мать, окружённую соседскими женщинами. В центре круга двое мужчин, склонившись над нею, удерживали её беспокойную голову. Я сбежал с крыльца, и попытался протиснуться в круг. Женщины оттеснили меня, стали гладить по голове и успокаивать: «Не бойся, сейчас твоя мама встанет». Помню, я не испугался, так как не понимал происходящего, но чувствовал, что с моей матерью произошло что-то необычное. Иначе, зачем собралось столько соседей?

Мужчины стали обсуждать, что нужно делать в таких случаях. Чувствовалось, что подобное они видят не впервой (на фронте и не такого насмотрелись!); женщины только охали и жалели мать. Свекровь металась между ними, не замечая, что некоторые из соседок показывают на неё глазами, а кое-кто осуждающе качает головой.

– Мочи ей надо дать, – сказал один из мужиков. – Марфа! – обратился он к свекрови. – Неси стакан.