Особенную благодарность – глубоко в душе, конечно – он выказывал Бакатину Вадиму Викторовичу, Первому секретарю Кемеровского обкома. Результатами своей деятельности «по выпрямлению линии уклоняющихся в сторону коммунизма», товарищ Бакатин производил впечатление «духовного близнеца» тоже «пока ещё товарища» Ельцина. И поэтому «кондуит» Александра Николаевича на законных основаниях пополнился ещё одной фамилией, перспективной в силу именно своей… обязательной бесперспективности.

Шелепин проехал и пролетел – Председатель КПК санкционировал «воздушные налёты» – от Волги до Тихого океана. Налётом часов и километражем он даже превзошёл «самих» Леонида Брежнева образца семьдесят восьмого года, когда тот «путешествовал» по Сибири и Дальнему Востоку. Но, если единственным толком от той поездки оказалась изданная вскоре брошюра Политиздата, то Александр Николаевич мог с чистой совестью добавить к часам и километрам досье на людей с нечистой совестью, даром что они назывались «умом, совестью и честью нашей эпохи».

Александр Николаевич отработал – не побывал, а именно отработал! – Волгоградский, Оренбургский, Пермский, Томский, Омский, Новосибирский, Курганский, Иркутский, Якутский, Амурский обкомы и Хабаровский крайком. Народ в целом был ещё «за Советскую власть плюс электрификация всей страны». Некоторые товарищи производили исключительно приятное впечатление уже тем, что… производили исключительно неприятное впечатление на товарища Горбачёва и его товарищей. «Комплексным» впечатление было в силу верности этих отдельных товарищей «догмам» – в редакции Шелепина «социализму и марксизму-ленинизму».

Особо Александр Николаевич отметил товарищей Зоркальцева Виктора Ильича из Томска и Калашникова Владимира Ильича из Волгограда. Отметил он их для того, чтобы не забыли отметить другие – и надлежащим образом. В первую очередь не забыть их надлежало Григорию Васильевичу Романову – как «заказчику-плательщику работ». Товарищи не должны были засидеться на месте… и «на местах».

За поиском кандидатур на выдвижение Александр Николаевич не забывал и о второй поставленной перед ним задаче. Поэтому досье лиц, не подлежащих реабилитации (восстановлению в партии) «ни под каким соусом», заметно пополнилось. ЦК и прочим центральным структурам партии масштабное «обновленчество» больше не грозило. Во всяком случае, Шелепин сделал всё для того, чтобы угроза оказалась даже не теоретической: гипотетической. «Родне Горбачёва по духу» отныне надлежало «дышать» (источать, смердеть, портить воздух) исключительно на просторах… дальней Сибири и ещё более Дальнего Востока. Да и там – не во главе войска, а в обозе или «подворотнях» даже не политического толка, с реноме «вечно обиженных», «никем и нигде не принимаемых».

Всё было подготовлено и к выполнению третьей задачи: восстановлению в рядах партии тех людей, которые не побоялись выступить «против течения в лице не наших Первых». Естественно, речь шла не обо всех «непобоявшихся»: лишь о тех, кто не побоялся с идейно верных позиций. На манер Петра, который «… и вдаль глядел», Романов и Полковник уже думали о том, кто придёт на смену нынешним Первым.

Александру Николаевичу не удалось ограничить формат встреч исключительно обкомами и крайкомами: подключились и военные. Больше того: инициатива встреч исходила от них. Но в связи с этим Шелепин не испытывал дискомфорта: впервые за много лет высокопоставленные генералы сами напрашивались на рандеву – и даже выстраивались в очередь. А ведь тогда, в шестьдесят седьмом и позже – как он домогался внимания и сочувствия! И ведь никто не уделил и не посочувствовал! И вот он как бы брал реванш. Только сейчас он работал «на дядю» – и поэтому удовольствие основательно сдабривалось горечью.