Михаил Сергеевич положил руку мне на плечо. По-дружески, так, положил – как он это умеет… когда захочет. Вернее – когда ему нужно… что-то от тебя.

– Андропов уходит, Володя. А без него ты не удержишься даже на своём нынешнем месте: ни Романову, ни Гришину ты не нужен! А у тебя – потенциал, Володя: ПГУ для тебя – не предел. У тебя – задатки политика.

«Уж, сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, грязна – а всё не впрок…». Не знаю, где, там, Горбачёв разглядел задатки – только я понял: надо быть последним дураком, чтобы не „клюнуть“ на эту „мульку“! Вот и весь „крючок“. Я не изменил своему мнению насчёт Яковлева: я всего лишь „нанялся в работники“. А, что, разве так не бывает: терпеть не можешь начальника – а пашешь на него, как вол? Да – сплошь и рядом! Я всего лишь не стал исключением».

«Дочитав» точку, Полковник усмехнулся: Крючков «отмазался» на все стороны. На всякий случай…

Глава тридцать третья

«По военной дороге шёл в боях и тревоге боевой восемнадцатый год…» – пелось в известной песне времён гражданской войны. Теперь «на дворе стоял» год восемьдесят четвёртый – но дорога от этого не перестала быть «военной»… мирного времени, да и боёв с тревогами не стало меньше, пусть и иного характера.

Во второй раз за год с небольшим страна готовилась провожать Генерального секретаря. Нет, Юрий Владимирович, слава Богу, был ещё жив. Хотя – за что слава тому Богу?! Слава ему была бы, если бы Андропов жил – и не «ещё», а просто: жил и работал. Поэтому – лучше так: Юрий Владимирович был ещё жив. Биологически жив: политически он «умер» ещё на декабрьском Пленуме. Народ у нас – понятливый, поэтому ему не требовалось объяснять, что значит: «на Пленуме был зачитан доклад Генерального секретаря ЦК».

Медики во главе с Чазовым, «лейб-медиком Политбюро и Генеральных секретарей», боролось уже не с болезнью и даже за жизнь Юрия Владимировича, а за своё будущее. Нет, речь не шла о буквальном предъявлении им обвинения формата «кто хочет сделать, ищет способы, кто не хочет – оправдания». Медицина сделал всё, что могла – но болезнь сделала больше: всё! Всё, что нужно было для финала Андропова.

Поэтому Четвёртое управление занималось сейчас тем, чем и полагается заниматься в подобных случаях: «мёртвому припарками» и ожиданием конца мучениям Юрия Владимировича… и своим – тоже. Нельзя сказать, что ожидание было спокойным: и клятва Гиппократа не позволяла, и клятва члена КПСС. Но, главное: не позволяло «бдящее око» Политбюро.

К Юрию Владимировичу теперь каждый день наведывался хотя бы один член или кандидат в члены. Чазов пытался играть в строгого доктора – но гости быстро воззвали к его «чувству ответственности» – и он перестал злоупотреблять терпением вершителей судеб: вершители могли свершить и его судьбу.

По большому счёту – и по любому другому тоже – Евгений Иванович не нуждался в «воззваниях»: сам мог «воззвать» к кому угодно и к чему угодно. Семнадцать лет у «монарших» тел – не один день! Как говорил «товарищ Саахов»: «Торопиться не надо!». Чазов готов был повторить этот лозунг – но с небольшим уточнением: «Торопиться не надо… делать глупости!». Он понимал: сейчас – его время. «Верха» изготовились к «дружбе между народов», как две военные машины времён Великой Отечественной. Оказаться «раздавленным» – плёвое дело. Но ведь можно и присоединиться к «дружбе» – и с обеих сторон! Как говорил уже другой персонаж – Александр Иванович Корейко: «Хорошие счетоводы везде нужны». Евгений Иванович имел все основания экстраполировать этот вывод и на себя: хороший политический медик никому ещё не помешал… уже лишь тем, что помешать мог очень многим! Помешать жить – или умереть! И не только физически, но и политически!