Ребёнка принесли на пятый день и заставили дать ему грудь. Малыш морщился и кривился, но грудь не взял. Медсестра не дала им второй попытки и унесла малыша.

После этого про Эльзу, казалось, все забыли. На вопрос доктору, когда её выпишут, он ответил, что хоть завтра.

– Вы абсолютно поправились после родов, а вот за малышом ещё нужно понаблюдать.

Вечером Эльза воспользовалась компьютером в кабинете доктора. Вход в комп оказался даже не запаролен.

Эльза открыла счёт в швейцарском банке на имя медсестры, документы которой ей удалось позаимствовать, и перевела туда все деньги с карты, которую ей выдал старик. Затем со счёта медсестры она перевела пять тысяч на электронный кошелёк для использования, а оставшуюся часть переложила на два анонимных счёта до востребования.

Наследующий день Эльза забрала свои документы и вещи, сослалась на разрешение доктора на выписку и покинула клинику.

Последний клик мышкой – и файл заархивирован. Откинулась на спинку своего рабочего кресла, покрутилась, оценивая беспорядок в спальне – она же мой кабинет.

Завершено очередное задание, состоявшее в поиске денег, переведённых со счёта одного из супругов. Естественно, деньги умыкнул другой супруг, переводя деньги на неизвестные счета и запутывая транзакции, дробя суммы, а затем соединяя их. Задание простое. Для меня на один день, вернее, на несколько часов.

Вспомнила, как сама первый раз перевела деньги на подставные счета. Тогда моя схема была намного проще, но работники старика не смогли отыскать переведённые мною деньги, чтобы вычислить меня или вора. Старик тогда не знал о моих способностях. Впрочем, в пятнадцать лет я и сама о них не догадывалась.

Эйсот отвёл на выполнение этого задания пять дней. Даже повторил, что раньше сдавать не нужно ― заказчик не торопил и за срочность выполнения мы не получим бонусов.

Как только голова освободилась от решения рабочих вопросов, в неё полезли мысли о преступлении в Сен-Тропе, мо́роке и Даниэле. Эле… Теперь я так мысленно его называла.

В последние дни я стала ловить себя на том, что мечтаю о нём. Это странное, неизвестное мне ранее чувство…

Иногда я почти ощущала вкус его губ и его запах. Мне хотелось его снова увидеть, хотелось, чтобы он был рядом. А ещё – это самое невыносимое и раздражающее – при мысли о нём в низу живота у меня всё сжималось от сладкой боли. Я чувствовала к нему влечение и постоянно представляла эротические картинки с его участием.

Чтобы отвлечься от мыслей об Эле, заставила себя думать о мо́роке. Интересно, как он делает себя невидимым?

Тут же перед мысленным взором предстал мальчишка со светлыми вихрами и рассказал считалочку:

«Один-один, я не види́м,

А кто увидит – не обидит,

Мимо пройдёт – ничего не поймёт!»

Повторила шёпотом, переделывая под себя:

– Один-одна, я не видна,

А кто увидит – не обидит,

Мимо пройдёт – ничего не поймёт!

С изумлением посмотрела на своё изображение в зеркале, к которому как раз повернулась. Изображение покрылось дымкой, как будто зеркало состарилось.

Пока я осознавала увиденное, в квартиру стремительно вбежала Малин, закричав с порога:

– Бет! Бет! – заглянула в спальню, окинула её взглядом, задержала взгляд в моём направлении, но выбежала из спальни, продолжая звать меня.

Неужели не увидела?! Обалдеть! А как теперь стать видимой?

Снова перед глазами вихратый мальчишка:

«Один-один, снова види́м!»

Повторила:

– Один-одна, снова видна!

Услышала возвращающиеся шаги Малин и скатилась под стол.

– Бет! Бе-ет!

Я медленно выползла из-под стола.

– О! Вот ты где! Я заглядывала, но тебя не увидела! Ты где пряталась?