Из всего творчества Ф. М. Достоевского роман «Братья Карамазовы» для меня наиболее значим, потому что именно благодаря ему я пришла к вере в Бога. Я никогда не была атеисткой, но осознанно верующей стала именно после прочтения этого романа в 19 лет. И уже тогда меня наиболее поразила в нем глава «Великий инквизитор».
Во-первых, поразительно было то, что уже в трех искушениях Христа, описанных в Евангелии, на упоминании которых выстраивается структура главы «Великий инквизитор», заключались все основные противоречия, с которыми сталкивается человечество на всех этапах своего развития, и, по сути, все главные компоненты системы управления людьми в мире, находящемся под властью Князя Тьмы.
Во-вторых, было удивительно и даже не очень понятно, почему такую грандиозную поэму, которая, по сути, действительно хвалит, а не хулит Христа, придумал двадцатитрехлетний атеист Иван Карамазов. В конце романа ему даже становится стыдно за свою поэму, и он запрещает разговаривавшему с ним черту упоминать о ней. Стыдно ему становится, как понимает прозорливый читатель, потому что, сочиняя поэму, Иван пытался оправдать инквизитора. Было абсолютно очевидно, что настоящий автор данной поэмы – сам Федор Михайлович Достоевский и вынашивал он её идеи не одно десятилетие своей жизни. Мне, юной студентке 3 курса филфака, почему-то было обидно, что Достоевский отдал свое столь грандиозное творение молодому, мало повидавшему в жизни атеисту. Я точно знала, что атеист никогда ничего подобного написать бы не смог. Но такова была задумка Достоевского – его глубокая гениальная идея, демонстрировавшая противоречия человеческой души, заблудившейся во тьме, но стремящейся к Свету.
В-третьих, меня поражало, почему всю поэму Христос молчит, а в ответ на исповедь инквизитора всего лишь целует того в уста. И почему же в поэме именно инквизитор на первом плане, ведь на первом плане должен быть Христос. Конечно, я понимала, что это было обусловлено замыслом автора поэмы. Несомненно, атеисту Ивану Карамазову необходимо было поставить на первый план еще более непримиримого, чем он сам, атеиста Великого инквизитора. Поэтому в поэме говорит лишь инквизитор, а Христу и не надо ничего говорить. Его молчание – самый красноречивый ответ, опровергающий ложь инквизитора. Ведь Христос уже всё сказал, когда оставил людям Новый Завет, а принимать Его учение или нет – это решает каждый. В этом и есть истинная человеческая свобода в познании добра и зла.
В-четвертых, мне очень хотелось узнать, что же случилось с Христом после того, как он вышел из темницы. Что мог чувствовать Сын Божий и в то же время Сын Человеческий, прослушав исповедь старого богоборца-инквизитора, исправляющего Его подвиг? Почему Христос, вернувшись на Землю из любви и сострадания к людям, терзаемым инквизицией, не пресек власть инквизиторов? Я догадывалась, что по той же причине, почему не сошел с креста. Но что Он чувствовал, уходя от инквизитора? Мне казалось, что Он должен был чувствовать очень сильную душевную боль. Я буквально сама испытывала эту боль, и хотелось, чтобы и про боль Христа в поэме было написано. Но было понятно, что Ивана Карамазова это не могло особо интересовать, да и ощущать боль Сына Божия он черствым сердцем, заполненным тьмой безбожия, просто не мог. Но Федор Михайлович ее чувствовал, я уверена в этом. Однако автором поэмы в романе был Иван Карамазов. Не случайно в самой поэме нигде Христос не назван ни Христом, ни Иисусом. Используется лишь местоимение «он» и существительное «пленник».
В-пятых, меня удивляло, что поэма написана практически сплошным текстом, в котором нет рубрикации, часто нет даже нужных абзацев. Уже три упоминаемых искушения явно разбивают поэму на части, но выделения частей не было. Я решила, что это связано с тем, что поэма Ивана не написана. Она существует лишь в его голове, и передает он ее своеобразным потоком сознания. Повествование Ивана часто прерывается вопросами Алеши, на которые Иван вынужден давать ответы. Таким образом, воспроизводится диалог, и поэма в романе является не отдельным художественным произведением, а лишь частью диалога двух братьев: атеиста и верующего. Это было понятно, но поэма была настолько концептуальной, что очень хотелось увидеть ее отдельно написанной и разделенной на определенные главы или части.