Но мой отец еще до начала встречи все объяснил мне: я должна попросить денег. Сказать, что мы подпишемся с IMG только при условии, что они сразу нам заплатят, потому что мы на небывалой мели. Я заговариваю первой. Объясняю, что переговоры будут идти через меня, и перевожу все, что говорил мне отец. Как он и велел, я не хожу вокруг да около и сразу обозначаю нашу позицию.

– Какие у вас финансовые гарантии? – спрашиваю я Брайана. – Вы же заплатите за то, чтобы представлять меня?

Брайан обескуражен.

– Мы не предоставляем финансовых гарантий, – отвечает он. – У нас нет такой практики. Мы – ведущее агентство мира в области спортивного маркетинга. Мы обещаем нашим клиентам лучшие из возможных условий при заключении контрактов в будущем, но на данный момент я не могу дать никаких денежных гарантий. Что я могу гарантировать – это то, что в перспективе мы поможем вам заработать больше, чем какое-либо другое агентство.

На это я отвечаю ему то, что мне велел ответить отец:

– Без финансовых гарантий ваше предложение нас не интересует.

Встреча закончена. Мы с папой быстро встаем и уходим. Я расстроена, что не буду в IMG. Брайан мне очень понравился и показался человеком, который хорошо бы о нас позаботился. Но, как и всегда, мое мнение ничего не значит.

Руководство Института спорта Нового Южного Уэльса назначает совет, посвященный мне и моему отцу. Из-за него они не могут рассчитывать на меня. Он заставляет меня в последнюю минуту отказаться от командной поездки в Дарвин, так что я просто не приезжаю в аэропорт. Иногда он ни с того ни с сего решает не отпускать меня на другие региональные соревнования, иногда – на аттестацию по физподготовке. И я просто не приезжаю. Так, сначала я пропускаю соревнования Женской спортивной лиги, а потом – даже тренировки с Крэйгом. И все это – по указаниям отца.

Позднее я узнаю, что на этих совещаниях в «Уайт Сити» меня называют трудной и говорят, что я отказываюсь сотрудничать. Я понимаю, что этих людей раздражает поведение и моего отца тоже. Некоторые говорят, что мы с ним подрываем теннисный кодекс чести. Припоминают сомнительные ауты, которые я фиксирую на тренировках, а также то, как он отвлекает моих соперниц, дребезжа металлическим ограждением у них за спинами. И это не говоря о его привычке выпивать на турнирах и хаосе, который он постоянно вызывает своим присутствием.

Тренеры, боссы программ развития игроков да и вообще весь теннисный истеблишмент обеспокоены. У меня невероятный талант, но с моим отцом не оберешься мороки.

Отстранить ее? Или его? Что делать?

Но ничего не происходит. У них много лет не было такого таланта, как я, так что они оставляют все как есть.

В начале 1997-го мне 13 лет, и мне дают wild card на юниорский Australian Open в Мельбурне[3]. К тому времени я уже знаю, что отец плохо реагирует на мою эмоциональность, так что встречаю эту новость без энтузиазма, подобающего такому событию. Его насилие надо мной не только физическое и эмоциональное – еще он высасывает из меня жизнь. Из-за его ежедневных тирад я напрочь истощена эмоционально. Так что это приглашение я воспринимаю просто как очередной шаг в нужном направлении, как то, что и должно было произойти, как галочку, которая и должна была появиться напротив моего имени. Что бы я ни выиграла и какого бы впечатляющего результата ни добилась, он всегда говорит: «Ничего особенного не произошло. Нужно двигаться дальше».

Я проигрываю во втором круге девочке из посева. Отец недоволен результатом и напивается до беспамятства. Он продолжает пить, пока мы в гостиничном номере собираем вещи. К тому времени, когда мы добираемся до автобусной станции на Спенсер-стрит, он уже цепляется к прохожим и кричит. Он выглядит как сумасшедший. Я даже начинаю держать от него дистанцию – пересаживаюсь подальше и делаю вид, что я не с ним. Он ведет себя просто безобразно. Мне еще никогда не было так стыдно за него. Я горю от стыда.