Хава вздохнула и взялась за прищепку, но та, похоже, вцепилась в рукав намертво.

– Вот, – сказал субъект, подняв палец вверх, –  я был прав. Впрочем, как и всегда. А между тем секрет прост. Там есть небольшие зубчики и пружинный стопор. Вот и все.

– Какой еще стопор? Что вам от меня надо?

– Ничего особенного. Просто вам нечеловечески везет.

– А, я опять миллионный покупатель?

– Нет, десятимиллионный. Мы уже распространили этот замечательный товар в центральной Африке.

– Слушай, ты что меня за дуру считаешь?

– Секундочку! – незнакомец опять поднял палец. Он явно кривлялся, но при этом очень искусно делал умное лицо. – Я тебя хоть раз обманул? Нет, действительно! Яд превосходный, острова всамделишные. Просто ты струсила и убежала, но тут, как говорится, не сторож я брату своему, а тем более – сестре.

– Сестре… Тебя как зовут хоть? Только не ври.

– Ну зачем же. Зовут меня очень просто – Аристофан.

– Все-таки соврал…

– С чего ты взяла? –  субъект,  как  будто, обиделся.

– Ну хорошо, и что теперь будет, если я куплю твои прищепки?

– Система премирования остается прежней. Ты можешь некоторое время пожить на Сейшельских островах.

– Ага, уже на Сейшельских.

– Ну не все ли равно? Так будешь брать? Недорого – семь шекелей. Всего-то навсего. И потом, это может быть хорошим подарком: праздники не за горами!

– Хорошо, – Хава достала деньги и протянула Аристофану.

Тот взял их и, сунув в карман, на секунду задумался, а затем, словно бы очнувшись от каких-то мыслей, махнул рукой и очень серьезно сказал:

– Поехали!

И вновь все завертелось, и в одну секунду Хава увидела себя, стоящей на берегу какого-то острова, увидела, как бы, со стороны, а потом и воочию, и почувствовала под ногами горячий песок, на который лениво накатывались бирюзовые волны. На этот раз паники уже не было, все воспринималось спокойно, почти как должное.

– Слушай, а что мне здесь  делать?

– Как это что? Что хочешь. Здесь можно найти все, что угодно. Все в твоих руках и бесплатно. Но с некоторыми условиями.

– Вот, вот, вот, – Хава саркастически заулыбалась, – а я уж было заждалась – что это он условия не предъявляет.

– Да нет, ну что ты, в самом деле! Я же говорил:  главный принцип – добровольность. Это во-первых. А во-вторых… Впрочем, это даже и не условие, а скорее просьба – ты никогда и никому не должна говорить о том, что видела и чем занималась.

– Это почему же?

– Ну, хотя бы потому, что сначала тебе не поверят, а если же ты будешь настаивать, то просто сочтут дурой, а там и до психушки рукой подать. Тут, как говорится: «Язык мой – враг мой». Так что, ты уж помолчи, ради Бога, и, возможно, это вменится тебе в мудрость.

– Ну хорошо, ты, все-таки, может быть мне расскажешь, что здесь есть, чем можно заняться?

– Опять –  двадцать пять! Ты помнишь, кем хотела быть в детстве?

– Класса до шестого – астрономом, потом химиком, кажется так.

– Очень хорошо! Там для тебя есть и телескоп, и реактивы, и карты, и посуда всякая, в общем, все, что необходимо. Времени сколько угодно. А хочешь – на яхте катайся или в бассейне плавай. Одним словом, здесь есть все, но это – мир в себе. Впрочем, как и любой другой мир. Просто мало кто об этом задумывался.

– Что значит «мир в себе»?

– Ничего, скоро поймешь. Это очень хорошо, что ты в прошлом астроном и химик… Тебя навещать?

– Но я ведь должна буду отсюда как-то выбраться. И вообще, мало ли какие вопросы могут возникнуть.

– Хорошо. Я буду появляться каждые два дня. Если что-то срочное – позвони по телефону.

– По какому номеру?

– Какая разница, – искренне удивился Аристофан.

Затем, кажется, крикнула чайка и Хава обернулась… Она удивленно завертела головой по сторонам, пытаясь раскрыть розыгрыш, но все было тщетно –  Аристофан исчез.