Роман слегка растерялся: либо Александр Евграфович совсем не понимал юмора, либо уже набрался так, что находился в стадии жесткой критики человека как субъекта и людского общества в целом.

– Неужели, если бы я спросил, что это за напиток, вы бы сказали – пурген или яд?

– Конечно, нет, но поинтересоваться стоило.

– И так что же это за напиток?

– Это местный ликер. Причем делают его специально для отелей, в магазине не купите, очень мало его, для всех не хватает.

Куравлев уперся взглядом в горизонт, образовалась пауза. Популярная мелодия, уже набившая оскомину, раздавалась негромко, но настойчиво и справа, и слева, и сверху, и, казалось, даже снизу.

– И чем же, Роман Викторович, вы занимаетесь? – спросил Куравлев, не отрывая взгляда от горизонта. – В свободное от путешествий и отдыха время чем, так сказать, на жизнь зарабатываете, если, конечно, это не секрет?

Роман вздрогнул от неожиданности. Александр Евграфович с первого раза угадал его отчество. Без подсказок и попыток.

– Помощник руководителя, – быстро ответил Роман, не обращая внимания на поразительную догадку Куравлева.

– Помощник руководителя? – удивленно спросил тот. – Дайте я на вас еще раз внимательно посмотрю.

Александр Евграфович смерил Романа быстрым взглядом. Так смотрят менты, врачи и налоговики.

– Вроде не похож, – задумчиво произнес Куравлев. – А позвольте спросить про вашу ориентацию? Половую, так сказать. Мы ведь живем в толерантном мире и не должны обижаться по пустякам.

– С половой ориентацией все в порядке. Люблю женщин, – успокоил собеседника Роман.

– Вы заметили, я сказал – половой, а не как заурядные либералы, русофобы и гомосеки, – с презрением сказал Александр Евграфович. – Они говорят sexus, хотя до 18-го века это значило совсем другое. Ну что сказать, плохо образованные людишки, и все.

– Да, заметил, так еще Бердяев говорил, – Роман решил показать себя эрудированным интеллектуалом.

– Это хорошо, я имею в виду то, что вы нормальной ориентации. Так надоели эти пидормены. Открою вам тайну, они же нас считают ненормальными, но это еще полбеды, они учат нас всему. Как есть, пить, одеваться и даже как совокупляться. Почему-то решили, что вкус у них есть.

– Они просто навязывают его людям, используя широкую пропаганду, – добавил Роман. Тема была близка, кроме того, наличие общего объекта ненависти и презрения всегда сплачивает очень разных людей. И здесь эта аксиома сработала.

– Чтобы подозвать официанта, нужно задуть свечу, он подходит, зажигает ее и принимает заказ, – пояснил Куравлев. – Будьте любезны, погасите огонек, закажем себе радости граммов так по сто или сто пятьдесят.

Куравлев поднял ликерный стакан и допил содержимое, тем самым давая понять, что они теперь оба находятся в одинаковом положении.

Роман взял лежавший на столе свечкотушитель и погасил лампу.

Стоит сказать о ней пару слов. Лампа имела вид карандаша, попросту говоря, была фаллической формы. Как хотите. Граненый, вертикально поставленный карандаш довольно хорошо освещал стол и сидящих за ним людей. Поэтому после того, как погас этот микромаяк, вокруг воцарился интимный полумрак, ночное небо сделалось ярче, а море светлее.

Захотелось помолчать. Роман вспомнил женщину из ресторана. Стопроцентный вариант для развлечений, в том плане, что, скорее всего, не придется долго уговаривать. Он ненароком вспомнил недавнюю поездку в Сочи, где целую неделю добивался интимных отношений с вышедшей в тираж фигуристкой. Был романтиком, читал стихи, философствовал. Бил интеллектуальные рекорды, внимательно выслушивал сопли, целовал руки, признавался, о ужас, в любви, и это не считая материальных и моральных затрат. И все для того, чтобы, добравшись до трусов прекрасной дамы, услышать: «Я так не могу, ты такой хороший, ты мне как друг, а с друзьями я это не делаю, и вообще, еще не зажила на сердце рана», – и так далее и тому подобное. Зачем они это делают? Набивают себе цену? Или хотят сохранить приемлемое количество любовников? Неизвестно. А в этот раз времени нет. А расслабиться надо, и желательно, чтобы тебя хотели и добивались, страдали и бегали за тобой.