— А вдруг? — Гад засиял как кот, которому подарили миску сметаны.

— Не хочу вас расстраивать, но мне давно не восемнадцать.

— И ты не будешь краснеть, закрывать глаза и требовать увести тебя поскорее?

Это была такая дешевая провокация, с какими в школе приходилось встречаться каждый день. Даже смешно было чего-то опасаться.

— Вы так говорите, словно я всю жизнь в монастыре провела.

— Тогда, может, даже зайдем куда-нибудь? На экскурсию. — Улыбка на красивых мужских губах превратилась в хищный оскал. — Или боишься?

Я внимательно посмотрела через плечо Бояринова на улицу. Домики как домики. С фонарями, но без обнаженных красавиц за окнами. Похожие на любые другие дома в этом городе.

— Но, чур, я сама выбираю место! — в полный голос заговорил во мне глинтвейн. — И это будет только экскурсия. Посмотреть!

7. Глава 7

Глава 7

Женя

Старый анекдот про ворону, которая полетела вместе с гусями на юг, я вспомнила уже возле пятого здания. «Я сильная. Я смелая. Я долбанутая!» — в мыслях, словно на большом экране, сияли ее последние слова.

Наверное, и мне следовало устроить такое же разоблачение. Остановиться, пока мы не забрели слишком далеко. И включить заднюю передачу до самого отеля.

Плевать, как долго бы потом смеялся надо мной Бояринов и какими комплиментами наградил бы. В конце концов, в должностных обязанностях переводчика не было ничего об экскурсиях по злачным местам с совместным рассматриванием пикантных деталей.

Выжила бы!

Вот только вторая часть меня, не такая умная и чересчур гордая, все откладывала спасительный побег.

Вместо борьбы за честь и достоинство, она заставляла с любопытством глазеть по сторонам. Скрывая смущение за равнодушным выражением лица, — рассматривать странные костюмы. И все сильнее вжиматься в бок Бояринова.

Инстинктивно!

Без задней и передней мысли!

Просто потому, что Павел большой. Как скала, за которую можно спрятаться и от других, и от себя.

Вероятно, именно это же желание спрятаться, толкнуло на следующий безумный шаг.

С безобидной улицей я ошиблась, как Колумб с Америкой. В витринах первых домов действительно не было голых красоток. Кроме фонарей и безликих вывесок, ничего не намекало на особенность улицы.

Но с окна четвертого дома, затем шестого, седьмого и дальше, все пошло иначе... В точности, как на фото из Валиного телефона.

Их было много. Девушки, женщины, мужчины... Кто-то в небрежно наброшенных на голое тело шубках. Кто-то в одном белье. Кто-то лишь в обуви — туфлях на высоких каблуках, в которых вряд ли можно было передвигаться.

Все они словно жили какой-то своей, особенной жизнью. Некоторые курили, безучастно глядя на толпу. Некоторые улыбались и рассылали воздушные поцелуи.

В одной из витрин полуголые девицы красили друг другу ногти. В другой — распивали кофе. В третьей обмазанный маслом чернокожий мужчина играл мускулами и подмигивал проходящим мимо женщинам. В четвертой... там происходило такое, что мой взгляд сразу перешел к пятой.

И так без конца. Будто с каждым новым шагом уровень откровенности становился все выше и горячее. А табу осыпались с прохожих, как с деревьев осенние листья.

Подозреваю, где-то к середине улицы только от одних нарядов я сгорела бы со стыда, и Бояринову пришлось бы срочно искать для праха удобную урну.

Щеки пылали, словно на улице не плюс пять, а все тридцать. Каблуки все чаще застревали в трещинах плитки. Я изо всех сил пыталась успокоить себя. Верила, что еще чуть-чуть, и привыкну. Но возле одной из витрин, с игрушками... слишком натуралистичными, огромными, ресурс смелости резко упал до ноля.

Уцепившись взглядом за следующий дом, без витрин, неприметный, скромный, я задрала голову вверх и незнакомым осипшим голосом произнесла: