Берегиня Лада
На весну и на любовь
Лажу жизнь и веру
В день хороший, золотой,
Отметая скверну.
Ты гляди, печной огонь,
Делаю я Ладу.
Лыко режу я с ладонь,
Лён руками глажу.
Я для Лады жемчуга —
Бус прозрачный камень
Сохранила, сберегла —
Радугу и пламень.
Свет, надёжу и мечту,
Лад земного сада
Во власы её вплету —
Оживляйся, Лада.
Льняной нитью обовью
Лыковые космы.
Золотую девы грудь —
Домотканым кросном.
Как ладонь моя тепла —
В лад моё моленье,
Космоса и дома лад,
Ладный день весенний.
Млечным морем, по волне,
Жизнью через вёсны
В золотой плыви ладье,
Лада, в небе звёздном.
Да наладится уют
Очага и мира.
Наш конёк глядит на юг,
В небо – на Ярило.
Птица с юга к нам летит
Доброй, светлой вестью.
С Ладой ладной ладься, жизнь,
Превращайся в песню.
Жемчуга блестят в власах —
В космах, в лыке, в косах.
Ты храни родной очаг —
Дома лад и кросна.
«Среди суматохи и взрослых потерь…»
Среди суматохи и взрослых потерь
пиратский кораблик пускаю в апрель:
В пальтишке клетчатом, коленки в грязи,
овражная глина, спаси, помоги.
С небесного края бабуля следит.
Мы – злые корсары – команда и Флинт.
Я в снег провалилась, ползти не могу.
Где пара извилин в дырявом мозгу?
Бурлива стремнина, а склон – Эверест.
И, кажется, амба, погибнем мы здесь.
С небес обещают нам порки, ремня!
Но смотрят команда и Флинт на меня.
Пиратские флаги все встали во фронт.
Соседская шхуна ладонь подаёт.
Мы лезем на гору. Гора как треска —
скользят по спине, по тресковой, войска.
У стражей порядка намётанный глаз —
мушкеты разряжены в гибнущих нас.
Пиратский кораблик летит под откос…
Не надо, мой Флинт, пораженческих слёз.
Никто не спасёт от родителей нас,
но цепко впились мы в подтаявший наст.
В гремящем потоке и с пулей в виске
мы выживем, вырвемся к главной реке.
И плюнем на пулю, взбираясь на борт.
А рана до свадьбы ещё заживёт.
Да мало ли в жизни случится потерь.
По палубе снова гуляет апрель.
И, если удача послала нас в даль,
тогда остаётся – пиратский корабль!
Мой Флинт, я в команде! Поднять паруса!
И чайка, над мачтой, парит в небесах.
Заброшенный Рай
С утра, росою серебримый,
подходит август к середине.
В садах заброшенных рябины
горбатые нагнули спины.
Они глядят на тело Рая —
В былье каком грушовки тонут.
А выше – яблони сгорают,
хрустя корой в изгибах чёрных,
Увязнув в мире по колени,
набрякшие к излёту лета,
запретные, на дне столетий,
одни меж тем и этим светом…
Тут Рай заросший и обвисший,
где в брюньках рыжих облепиха
курчавая плывёт меж вишен,
с поклоном к утреннему Кришне.
И я иду, как посторонний,
но августейший соучастник,
глядеть на щедрые уроны
чьего-то брошенного счастья.
Я за грибами и с корзинкой —
Захожий странник в дальнем Рае.
Мне подаёт плоды поминок,
крестясь, седая ветка с края.
Кто я? Садовник? Огородник?
Нет никого. Никто не скажет.
А боровинка-одиночка
с дичинкой – и горчит, и вяжет.
Боровинка* – сорт яблок
«Кто я?.. Что я?.. Знать не стоит…»
Кто я?.. Что я?.. Знать не стоит.
А живу – в Раю.
Я из старой драной шапки
звёзды раздаю.
Рассыпаю их горстями —
тьма в той шапке их.
С голубями, новостями,
в рыбах золотых.
Раздаю за так, за посвист.
Мне под хвост шлея —
Забирайте яства, гости!
Сыпься, жизнь моя!
Вся, что есть, как в дырках шапка
на пустой калган.
Трёт карман душа-монадка —
Золото! Отдам!
Серебром осыплю грядки:
«Сейся, серебро!..»
Разберёте на подарки
ягодок добро.
Получите, милый мальчик,
сладкий петушок.
Это солнышко в нём скачет.
Накоплю ещё!
Я для вас скачу по свету —
долам и полям.
В уголке «пальта» монетка.
Утаила я.
Надо всё раздать, до крошки,
до дыры, до дна!
Колокольцы скоморошьи
звонкие звенят.
Богатеть неловко очень —
грех держать в себе.
Раздарю-ка глазки-очи,
не возьму себе!