Уже в первый год их совместной жизни Паоло понял, что в этом восхитительном теле, в этом воплощении красоты средиземноморской женщины, скрывается обыкновенная клуша-домохозяйка, прекрасная кухарка и мать, но никак не любовница.

Тогда в гостинице он занимался любовью неистово и отчаянно и все пытался растормошить ее. Он еще обнимал Меланью, прерывисто дыша в теплое плечо, и кровь, еще не успокоившись окончательно, толчками ходила в виске, как вдруг она, потянувшись, сказала:

– А у нас сыр остался дома в холодильнике, забыла я его маме перед отъездом отдать. Как думаешь, испортится?

А еще считается, что женщины долго отходят после любви! И, взглянув на Меланью, он с ужасом понял, что все то время, пока он бешено рычал и терзал ее восхитительную плоть, она думала об этом сыре, который забыла в холодильнике перед отъездом.

– Давайте перекусим. – Лиза стала накрывать на стол.

Для обеда было еще совсем рано, но сегодня все поднялись ни свет ни заря, да и надо было чем-то заняться. Состояние ожидания, в котором они все находились, становилось невыносимым.

Расставляя тарелки, она все поглядывала на телефон и вздрогнула, чуть было не промахнувшись мимо стола, когда раздалась трель мобильника Паролизи.

Прежде чем ответить, Паролизи посмотрел на экран: номер определился, но был неизвестен. Он держал трубку в руке, но как будто раздумывал, нажимать ли кнопку приема.

Все застыли в тревоге, глядя на Паролизи, и даже маленькая Барбара перестала тискать плюшевого зайца, уставившись на папу.

– Да, я слушаю!

Лиза никогда не видела, чтобы человек мог так стремительно побледнеть и измениться в лице.

– Еду! – Пошатнувшись, он схватился за спинку стула. – У старого бара полиция обнаружила тело женщины, – тихо произнес Паролизи.

Они летели на двух машинах по центральной улице Череновы, и в Лоле снова проснулся дух охотницы, который так давно не посещал ее, – он превращал журналистку в настоящую «бестию». Она всегда сочувствовала жертвам и не переставала поражаться человеческой гнусности, но, когда начиналось расследование нового дела, и события развивались с такой молниеносной быстротой, что за ними почти невозможно было уследить, а прилив энергии и необыкновенного возбуждения доходил до высшей точки накала, она забывала обо всем на свете, кроме своей работы. Это было одно из любимых ее состояний: нервы как будто оголялись, чувства достигали предела, а интуиция и фантазия несли ее к разгадке страшных преступлений.

Они подъезжали к парку, и Стефано снизил скорость.

– Заезжай, заезжай, – повторяла Лола, как будто он мог ее слышать во впереди идущей машине, – в крайнем случае штраф заплатим. Да и не до штрафов сейчас череновской полиции.

Стефано медленно вкатился на аллею. Почти касаясь бампера его автомобиля, Лола следовала за ним. Они проехали киоск, в котором сидел Джузеппе, и журналистка махнула ему рукой в знак приветствия, обогнули бар и углубились в лес. Асфальт закончился, и за поворотом показалась желтая лента, преграждавшая дорогу, и полицейский, маячивший рядом.

– Ну все, приехали! – Она вышла из машины и стала осматриваться.

К ней подбежали Дана и Стефано.

– Что будем делать? Отсюда вообще ничего не видно. – Стефано вопросительно посмотрел на Дану, так как она знала эти места лучше всех. – Где заброшенный бар-то находится? Можно к нему в обход подобраться? Пока я вижу, что полиция только дорогу перегородила.

– Давай попробуем. – И Дана на глазах у удивленного полицейского нырнула в кусты, растущие сплошняком справа от дороги.

Лола и Стефано, треща ветками, ломанулись за ней и чуть было не выскочили на тропинку перед небольшим строением, оказавшимся прямо напротив. Вокруг него уже толпилась полиция. Остановившись в последний момент, они притаились. Тонкие ветки тыкались во все части тела, щекотали уши и нос. Бар был забит досками, имел запустелый вид и также был окружен желтой лентой. Около бара, что-то негромко обсуждая, стояла группа полицейских, еще одна группа сотрудников в белых комбинезонах была частично закрыта зданием, и журналистам пришлось продвинуться дальше вправо, чтобы получить нужный обзор.