К гостю я вышла как была, в пижаме, и под его ошарашенным взглядом, осознала, что по меркам мужчины из Корё мой наряд оказался слишком… фривольным? Распутным? Не знаю, как верно охарактеризовать значение мины, которую изобразил гость, когда увидел меня. Правда, возмущение довольно быстро сменилось напряженностью и страхом.

– Доброе утро, – пробормотал медиум и забрался на облюбованный еще вчера подоконник, причем с ногами.

– Да не особенно, – не стала изображать дружелюбие я. – Ночь слишком уж беспокойная выдалась. На завтрак будет омлет. Если захочешь привередничать, все равно ничего другого приготовить не смогу.

Парень как будто растерялся, но потом быстро взял себя в руки и перешел в контр-наступление.

– Почему вы так фамильярно со мной разговариваете?!

Что характерно, выпалил он все это на своем родном языке, но курлыканье Кима я поняла с такой же легкостью, если бы оно было на айнварском.

– Дай-ка подумать… Потому что ты сейчас в моем доме, собираешься есть приготовленный мной завтрак… И потому что я вчера спасла тебя от духа, который явно не сказку на ночь пришел рассказывать, – отозвалась я с издевкой. – Достаточно причин для фамильярности, верно?

Внезапно Ким Мин Чжун задал самый неожиданный из возможных вопросов:

– Сколько вам лет?

Я посмотрела на этого совершенно бестактного и невоспитанного человека, который даже не знает, что женщин о таком спрашивать категорически нельзя.

– Двадцать восемь, – все-таки ответила я чистую правду.

Тут же вернулись тщательно прогоняемые последние несколько лет мысли о том, что в моем возрасте люди или строят успешную карьеру, или создают семью… Я не вписывалась в эти рамки.

– Хорошо, говорите неформально, – недовольно дал мне свое высочайшее соизволение многоуважаемый мистер Ким, чуть сдувшись.

Как будто мой возраст стал в данном случае каким-то веским аргументом.

– Сколько вы уже… такая? – спросил с очевидным напряжением парень.

Я стояла спиной к Киму, но чувствовала его взгляд на себе. Медиум смотрела пристально, напряженно, наверняка готовясь в случае обострения ситуации сигануть в окно.

– Сколько я уже одержима? – уточнила я с усмешкой.

Бедняга пытался хоть как-то поддержать разговор, наверное, находиться в тишине наедине со мной для популярного актера оказалось чрезвычайно сложно. Но называть вещи своими именами у него все еще не получается.

– Д-да. Сколько вы уже одержимы? Простите мою бестактность…

Какая прелесть, он еще и вежливым быть пытается. Наверняка из хорошей семьи, где мама и папа уделяли много времени воспитанию драгоценных отпрысков. Даже зависть берет. Мои старались лишнего слова не сказать в моем присутствии. Опасно что-то требовать от одержимого или пытаться им командовать, особенно в пубертатный период. Бушующие гормоны плохо сочетаются с бушующим духом внутри. Могу сказать только, что ремонт в то время в моем доме делали очень часто.

– Что-то около пятнадцати лет, – ответила я, с удовольствием вдыхая запах омлета.

Вышло, кажется, вполне удачно. А, ладно, я съем в любом случае, а у этого косоглазого счастья выбора вообще нет. Надо будет позвонить Биллу и попросить закинуть продуктов. Конечно, зверюшка мне досталась тощая как швабра, но такие тоже едят, просто мало.

– Но… одержимые, они же столько…

Вот хотел ляпнуть очередную бестактность, но сумел удержаться. Добрый мальчик, наверное.

– Все верно, одержимые столько не протягивают. Но вот я почему-то протянула и намереваюсь еще какое-то время покоптить небо, – отозвалась я и начала накрывать на стол.

Странно было ставить вторую тарелку. Вообще, было странно видеть кого-то с утра пораньше на собственной кухне, ко мне если кто-то и заглядывал, то вечером, после работы. И уж точно таких гостей я не кормила.