– И никак его не уволить? – прошептал расстроенный Микроб и включил борца за справедливость: – А если мы все напишем, что отказываемся от него? Бойкот объявим!

– Ага, и митинг с транспарантами, – подал голос Клыков.

– Пойдем на фиг дружным строем, – вздохнул Мика Погосян, воздел палец: – Бюрократия!

Гребко огляделся, нет ли кого лишнего, и прошептал:

– Местные не напишуть. – В его голосе от возмущения прорезался украинский акцент.

– Круговая порука мажет, как копоть, – процитировал Микроб «Наутилус», и у меня в голове запустился проигрыш.

Песня, так подходящая к случаю, заиграла, как наяву. «Здесь брошены орлы ради бройлерных куриц». Уже и правительство такое, какое должно быть в идеале, и одаренные на местах, и самородки, которых еще Стругацкие предсказали и назвали люденами, – что не так с моей страной? Что с людьми не так?

Димидко поскреб в затылке и заключил:

– Уволить его мы не можем, он с директором завода вась-вась. Ему свой человек нужен, который с руки жрет. Будет брать нас измором, а мы – его. Да я его жалобами во все инстанции задолбаю!

– А мы подпишем! – поддержал его Микроб.

– Вот и я о том же! Не даст работать! – поддакнул Левашов. – Вцепился в кресло.

– В чемодан с деньгами, – проворчал Колесо. – Сука гнилая и жадная!

Похоже, почетное звание суки от Гришина перекочевало Смирнову.

Димидко показал телефон, намекая, что нужно сделать звонок.

– Давайте, парни, на манеж. Позвоню все-таки нашему несостоявшемуся начальнику. Разогревайтесь пока.

Я выругался. Получается, зря Витаутовича дернул, неудобно получилось. Надо будет извиниться. Димидко все ждал, когда мы уйдем, а я представлял лицо Льва Витаутовича в момент, когда он услышит, что отбой тревога. Он-то уже, наверное, все спланировал.

Древний был на месте. Левашов рванул к Гусаку, пожал его руку и принялся здороваться с ветеранами. Увидев нас, Древний свистнул и указал на поле, мы построились. Я окинул взглядом футболистов. Да, Дрозда-Дятла среди них не было. А значит, сегодня Дрозд получит дрозда от Сан Саныча.

– Побежали! Греемся! – продребезжал Древний.

В манеже, хоть он и обогревался, вряд ли было больше десяти тепла, и движение согревало. Матвеич, возглавляющий строй, рванул вперед.

Мы пробежали три круга, когда появился Димидко вместе с Дроздом, оба выглядели озадаченными. Саныч хлопнул Древнего по спине, кивнул ему и прокричал:

– Традиционная разминка. Челночный бег! – Свисток. – Бег высоко поднимая колени! – Свисток. – Приставной шаг.

Бывший динамовский балласт знал, что за чем последует и сколько это будет длиться, титановцы не всегда разбирали, что он кричит, сбивались, повторяли за нами.

Сразу за мной бежал Левашов. Хорошо бежал. Благородно. Даже не запыхался за пятнадцать минут, в отличие от ветеранов.

– Разбились по парам, отработка пасов, – скомандовал Димидко. – Нерушимый, Васенцов – на ворота.

Я не сдержал любопытства, подошел к нему и спросил:

– Что Тирликас?

– Поздно. Он уже в городе. Скоро будет здесь.

– Хана Смирнову, – улыбнулся я и побежал к воротам.

Похоже, Тирликас – как каток, если разгонится, остановить его сможет разве что пушечное ядро… Нет, ядерная боеголовка. Или Лев Витаутович идет не по душу Смирнова, а по мою? Значит, приму удар. Да что толку гадать, работать надо!

Когда я пришел, Васенцов уже постелил маты для падений и сказал:

– Клевые приемы. Реально помогают, когда ты на воротах. Но, блин, ляжки еще болят.

– Пройдут, – сказал я и приготовился бить.

Так тренировались мы полтора часа. Я поглядывал на выход, чтобы не пропустить Тирликаса, и готовился к выволочке. Как он вошел, я прозевал. Обратил на него внимание, только когда он уже разговаривал с Димидко. О том, что Лев Витаутович бээровец, я тренеру не сказал.