И богине не было никакого дела до жизни вне её обители: она безучастно глазела на миры живых сквозь озеро, лёжа на берегу, и не чувствовала ничего, кроме своего долга – прекращать их существование, когда того желала вселенная. Она смиренно бродила по пустынным и молчаливым садам, не имеющих ни конца ни края, иногда засыпая на долгие годы где-нибудь под высоким тенистым деревом и слушая, как шепчущая листва убаюкивает её, а потом просыпалась вновь, всё в той же тишине и в том же одиночестве. Сердце богини не знало страстей и нужд, потому что это было за пределами её дозволения. Маеджа не различала прекрасного: её маленькое, но при этом бесконечное измерение было полно запустения. Серая, словно поверхность луны, земля была больше похожа на пепел, а деревья – вечные молчаливые наблюдатели – напоминали высоченные кривые пики с паутиной-листвой на маковке. Казалось, в них увязла не одна сотня звёзд. Порой Маеджа протягивала руку и доставала одну такую, внимательно разглядывая её. Сверкающий шарик в ладони титанической властительницы тьмы казался совсем непримечательным, и, быстро теряя интерес, богиня бросала звезду на землю. За целые века под её ногами скопилось столько звёзд, что казалось, будто босыми стопами Маеджа шагала по стеклу.

Но как-то раз из озера явилось ослепительное сияние. Богиня узрела это издалека и тут же пришла, чтобы выяснить его природу. Упав перед озером-окном на колени, Маеджа увидела нечто удивительное. Она застыла не в силах оторваться от необычного зрелища: её холодные сады запустения как раз проносились мимо самого настоящего солнца, каких в бескрайних просторах бесконечной вселенной было множество.

Невероятно красивое и притягательное, оно светило, казалось, ей одной. Никогда ранее Маеджа не наблюдала ничего прекраснее. Её непроглядные чёрные глаза, будто бы наполненные смолью, не боялись яркого света, поглощая его без остатка, и потому взирать на светило, царствующее в недосягаемости, она могла бесконечно. И так шли дни, годы, века, которые божественная бессмертная ипостась не замечала и никак не ощущала.

Множество звёзд, запутавшихся в ветвях деревьев, тоже сверкали, но даже наполовину не были похожи на солнце. Они не даровали столько света, не имели в своём естестве такой безграничной притягательной энергии.

И однажды, не удержавшись, Маеджа осмелилась протянуть руку, желая лишь раз коснуться манящего света. Стоя на коленях перед озером, богиня ударила по стеклянной поверхности кулаком с такой силой, что оно тут же разбилось вдребезги, и осколки его мигом разлетелись по мирам. Длинные пальцы, просунувшиеся в образовавшуюся дыру, уже ощущали тепло, исходящее от самой яркой и жгучей звезды во вселенной. Маеджа не знала, что есть в своей сущности жар, ведь всю жизнь её окружал лишь равнодушный холод, и от того желание прикоснуться к притягательному объекту доводило до безумия. Чёрные глаза широко распахнулись. Ухватившись за берег, богиня наклонилась вниз, смелея всё больше. Гигантская рука тянулась и тянулась, пока не достигла цели. Но тут же невероятная боль пронзила титаническое тело. Отдёрнув раненную руку, богиня увидела на ней кошмарный ожог. По телу прокатилась волна мучений. Никогда раньше не доводилось ей испытывать ничего подобного: смесь безудержного счастья и невероятного ужаса.

По белым щекам покатились горькие чёрные слёзы обиды. На скуксившемся, словно у обиженного дитя, лице отразилась безмерная тоска. Больше всего богиня желала солнце, но оно, светя так ослепительно ярко, было недосягаемо и даже попросту не замечало её в той всепоглощающей тьме, в какой Маеджа существовала. За целые века ничто не имело такого значения. Ничто не вызывало таких бурных чувств, совладать с которыми несчастная богиня не могла.