Эти мелочи я подмечала ежедневно, причем не только в обстановке – менялись и отношения с людьми. Учителя часто стали звать меня чужими именами. Особенно доканывала англичанка, упорно зовущая меня Настей. Как-то в разговоре с мамой по телефону, я спросила, почему так, может она учила кого-то по имени Настя, на кого я похожа? Школа маленькая, эта женщина учила еще моих маму и тетю, как и большинство местных преподавателей, поэтому я привыкла, что меня называли то маминым то тетиным именем. Но Настя? Это что-то новенькое. Мама не смогла припомнить никаких Насть, в честь которых меня могли по ошибке обзывать, зато рассказала историю, что изначально они с папой планировали этим именем назвать меня саму, но что-то слишком много кто так своих дочек поназывал и они передумали давать мне модное в тот год имя. И не пожалели, а то в нашем классе Настен и так было четыре штуки. Забавное совпадение, конечно.


Дома обстановка меня мягко говоря напрягала, часто возникали ситуации, когда я доказывала родственнику, что он что-то сделал, а они упирались до ссоры. И наоборот, обвиняли меня в том, что мне абсолютно не свойственно. Мне и без того было довольно непросто, ощущать себя брошенной собственной семьей, а бытовые неурядицы только подливали масла в огонь.


Конечно, сейчас, вспоминая те события, я уже знаю, почему тогда попала в водоворот. Мне было 15 лет, родители внезапно для всех собрали вещи, младших детей, и уехали из родной деревни на севере, посреди болот, в новую жизнь на юге. А меня оставили на попечение бабушки, с которой я, мягко говоря, не особо ладила, и дедушки, на котором держался хрупкий мир в этом огромном семействе. Но самым сложным испытанием оказалась разлука с трехлетним братом, которого я, в силу юношеских гормональных изменений, любила как собственного ребенка и называла сыном.


Обучаясь охоте я узнала, что в нашем мире нет сильнее якорей для душ, чем маленькие дети – Аимы, недавно пришедшие на землю. Их присутствие в семье дает защиту от некоторых неурядиц, вроде попадания в водоворот или встреч со скрисами. Я, возможно и раньше попала бы в Ньёрр, если бы не брат. Я была не самым счастливым ребенком, не смотря на старания родителей дать нам нормальное детство. У меня никогда не было друзей, даже детские наивные попытки подружиться с кем-то обычно кончались тем, что подружка находила компанию поинтереснее. В школе надо мной издевались, сначала из-за полноты, потом из-за того, что учеба мне давалась легко, оценки всегда были хорошими, как и отношения с учителями. Одноклассники считали зубрилой и зазнайкой. Плюсом ко всему, я была младше их всех на год, так как пошла в школу с шести лет. К подростковому возрасту я окончательно отбилась от общества. К лишнему весу добавились ужасные пубертатные прыщи и желание экспериментировать с внешностью – желтоватый, домашнего обесцвечивания блонд, прицепился ко мне на несколько лет и странновато смотрелся на длинных жидких волосах . Развлечения деревенских подростков, вроде курения за школой и танцев в клубе с алкоголем, меня вообще не привлекали.


К моменту, когда мне исполнилось 15, единственное, что держало меня в состоянии радости и в желании жить, был лишь маленький брат. Но случилось то, что случилось. Они уехали, я осталась.


Первый год я привыкала к новой жизни, налаживала отношения с родственниками, с которым теперь жила, самоутверждалась за счет успеваемости в школе, читала кучу книг взахлеб и даже завела друга. Первого в жизни настоящего друга. Да, противоположного пола, но это было огромным плюсом по двум причинам, во-первых, я была уверена, что женской дружбы не бывает – подружки сверстницы неизбежно предавали меня, убегая при первой же возможности тусить со старшеклассниками или с парнями. Сашка же изначально относился ко мне как к надоедливой прилипалле, но постепенно мы стали близки. Во-вторых, я была уверена, что романтических отношений между нами быть не может, из-за его неприязни к дурнушкам, вроде меня, а значит дружба будет крепкой, без риска всеразрушающей влюбленности. Мы начали общаться на почве общих увлечений, потом я стала ходить на секцию, в которой он занимался, и часть дороги домой нам было по пути. Мне раньше никогда не было с кем-то по пути, я считала это время чем-то глубоко личным и даже сакральным, а учитывая, что с самого детства, по дороге куда-то или откуда-то я практиковала элементы того, чем с другими не поделишься, этот совместный путь сильно нас сблизил.