Жёсткие требовательные губы чуть сильнее надавливают на мои, словно спрашивают разрешения зайти чуть дальше, и я готова подчиниться. Рука Сергея путается в моих волосах, пропускает пряди сквозь пальцы, и кожа головы немеет от этих осторожных, но с каждым мгновением всё более настойчивых ласк. И мурашки бегут вниз по позвоночнику, концентрируются в пояснице, и пучок нервных окончаний где-то в копчике становится одной пульсирующей точкой.

А его язык? О! Он делает со мной такое, от чего пальцы на ногах подгибаются, а пульсация внизу живота доходит до той точки, за которой либо что-то случится, либо разорвусь на части.

Неосознанно начинаю ёрзать – лишь бы унять эту сладкую дрожь и одновременно с тем найти разрядку, нужную точку, за которой блаженство, а Сергей поддевает меня под ягодицы и рывком усаживает на свои колени, впечатывает в свою грудь, и руки исследуют мои бёдра, спину, забираются под рубашку.

– Если я немного сильнее натяну ткань тут, – лёгкое подёргивание сзади, – пуговицы снова расстегнутся? – Хриплый голос проникает через поры, ласкает вибрациями мою глубинную сущность, тревожит, будоражит.

– Наверное. Это вообще очень коварная рубашка, – пожимаю плечами, концентрируюсь на темных глазах, а они затуманены страстью.

И как её физическое воплощение, мощная эрекция упирается между моих ног, провоцируя сладкие судороги и лёгкие спазмы. И ощущение, что завтра никогда не наступит, и эта сладостная мука продлится вечно, а я и рада. Пусть. Чувствовать себя такой живой и свободной – это ли не радость?

Мне хочется усилить давление, потому что иначе не могу, не справлюсь. С ума сойду, честное слово.

– Такая горячая, – движение бёдрами вперёд, и я наконец нахожу ту точку соприкосновения, так нужную мне. И стон рвётся из моей груди, вибрирует на кончике языка. – Идеальное попадание.

Сергей покрывает мои щёки быстрыми жалящими поцелуями, распаляя ещё сильнее, опускается всё ниже и ниже, прикусывает и тут же зализывает крошечные ранки. Всё ниже и ниже, и рубашка раскрывается на моей груди, и слегка шероховатые пересохшие губы накрывают воспалившийся сосок сквозь тёмно-синее кружево бюстгальтера.

Сергей не торопится его с меня срывать, не пытается залезть рукой в брюки – он словно оттягивает самый важный момент, каждую секунду всё сильнее подводя меня к краю. Я смотрю вниз, ловлю его туманный сумрачный взгляд, и он отпечатывается в моей памяти, выжигается вечным узором. Теперь захочу забыть и не смогу.

В глазах туман и похоть, а на губах улыбка – пошлая, раскованная, а горячее дыхание обжигает меня даже сквозь ткань. Юркий язык чертит круги, клеймит собой, а внизу живота искры, и влага сочится из меня, угрожая затопить. Господи, неужели возможно быть настолько мокрой, даже не раздеваясь, без прикосновений и поцелуев туда? Без члена, пальцев, языка? Невероятно.

Тянусь к Сергею, запускаю пальцы в растрёпанные волосы, а они такие мягкие, шелковистые.

– Да, Господи, да! – это мой крик, и он рвёт меня на части, как и оргазм, наступивший так быстро, резко и неумолимо.

И я падаю куда-то, распавшись перед этим на тысячи молекул, развалившаяся на части, мокрая, а сильные руки гладят по спине, прижимают к широкой груди всё крепче.

А низкий голос обещает, что это – только начало.

– Нельзя сейчас ломать ребёнку будущее, нельзя, понимаете? – в который раз спрашиваю угрюмую уставшую женщину, сидящую напротив. – Она ведь любит танцы, вы сами это прекрасно знаете.

Женщина молчит, теребит рукав тёплой кофты и смотрит куда угодно, только не на меня. Будто бы в глухую стену бьюсь лбом уже целый час. Я пододвигаю к ней ближе чашку с уже остывшим кофе, но и этот жест остаётся без внимания. Меня просто игнорируют. Встреча наша длится уже больше часа, а тяжёлый разговор похож больше на игру в одни ворота. Ещё чуть-чуть и достану из шкафчика коньяк, ибо это невыносимо.