, – писал Крестовский, – его повар – настоящий артист, его погреб полон тонких, редких вин и напитков; его гостеприимство, посвященное одним только избранным, носит на себе печать приветливого барства. Каждый день, утром и вечером, он берет ароматическую ванну для укрепления своего старческого, но изящного тела; каждый день по четыре раза меняет свое раздушенное белье и костюмы. Он мастерски умеет жить, умеет мастерски пользоваться жизнью и всеми ее благами… Саженный рост и аршинные плечи, длинные русые усы, обличающее своим характерным видом родовитое шляхетское происхождение; наглый самоуверенный взгляд, который смотрит – чуть не говорит: «Р-р-расшибу!» – и при этом внушительный кулак, сразу могущий насмерть свалить извозчика; словом сказать: мордоубийца, мздовоздаятель и стекловышибатель – судья и вершитель всех дел, где только есть возможность «облапить что бы то ни было».

Очерк вызвал эффект взорвавшегося метеорита вроде Тунгусского. В библиотеках на «Отечественные записки» шла настоящая охота. Очерк Крестовского эмиссары чиновников, замешанных в афере, вырывали даже в присутствии библиотекарей. Но было поздно. Молва о нижегородских казнокрадах пошла гулять по всей России. И наказаний уже нельзя было избежать.


Финал

Список людей, причастных к соляной афере, был достаточно велик. Не только ревизоры – все нижегородцы требовали посадить в острог и братцев-хватцев, и купцов Федора Блинова, Александра Бугрова, и их приказчиков, и нижегородского полицмейстера Лаппо-Страженецкого, который брал взятки за свое молчание. Но ничего такого не случилось. Казнокрады, за исключением Терского, продолжали находиться на свободе и с улыбкой небожителей взирали на суету и тщету, которые творились вокруг. Только Вердеревский-младший, пока шло следствие, умер то ли с горя, то ли с перепоя.. Но это была, судя по всему, случайная жертва. Другие фигуранты дела о хищениях соли, наоборот, проявляли агрессию. Федор Блинов, например, приставал к губернатору с настоятельным требованием вспомнить поговорку, согласно которой, кто старое помянет, тому глаз вон. И предлагал в знак примирения принять его предложение – покрыть чудовищную растрату за счет поставки городу муки по баснословно низким ценам. Но Одинцов уже не мог согласиться – никто бы этого не понял.

Судебный процесс над казнокрадами прошел в мае 1869 года. Вердеревского и Терского приговорили к лишению прав состояния и ссылке в Нерчинск, полицеймейстера уволили со службы. Купцы Блинов, Игнатов, Буянов и их приказчики Невидин и Стрижов отделались несколькими днями ареста.

А потом на Новобазарной площади (сейчас площадь Горького) состоялась гражданская казнь Василия Вердеревского. Это был спектакль, на который собрался практически весь Нижний Новгород. У пожарной каланчи поставили столб с кольцами и обитый чёрным сукном помост. К нему подвезли на такой же траурной колеснице теперь уже бывшего дворянина Вердеревского в генеральской форме при шпаге и орденах. Палач в красной рубахе, сорвал с него ордена, переломил над головой шпагу, а руки привязал к кольцам. В этом положении Вердеревский оставался ровно 10 минут, после чего его переодели в арестантский халат и отправили в острог, а вскоре этапировали в Сибирь.

Но непотопляемый жулик снова сумел вывернуться. Каким-то непостижимым образом ссылку ему отменили и отправили в имение к дочери, которая проживала в Нижегородской губернии..

Ну а что касается Федора Блинова, то по выходу из кутузки он получил подарок от отца – пудовые чугунные галоши. И, как гласит легенда, носил их по часу каждый день – отца он не мог ослушаться…