Коридоры путались и не приводили к цели, стены угрожающе валились, стремясь сомкнуться, ущемить беспокойное движение. Чья-то холодная рука легла на плечо. Екатерина обернулась. С губ Эльвиры едва не сорвались бранные слова, но, увидев лицо женщины, она осеклась. Екатерина поморщилась – не нужна ей жалость, совсем не нужна. Она справится, только дайте время. Что-то упрямое проявилось в ее чертах. Главврачихе осталось покориться и исчезнуть.

В постели лежала Эльза, жизнь в ее теле опять замерла. На простыне покоились мраморные руки, волосы были заплетены в косы. Екатерина толкнула дверь, та не поддалась. Она начала рвать ручку, дверь оставалась неподвижной. Она дергала и дергала…

Главврачиха обхватила Екатерину и повлекла куда-то прочь.

Теперь перед Екатериной сидела абсолютно другая женщина – никаких резкостей, завод озабоченности кончился, пружина ослабла. Эльвирино лицо стало мягким. Она достала початую бутылку коньяка, протянула до краев наполненный стакан, а сама отпила из горлышка. Уложив на кушетку обмякшую от алкоголя Екатерину, она раздела ее, обработала дезинфицирующей пеной раны, взяла несколько анализов и ушла, предоставив тишину и безопасность кабинета.

На столе стояла серебристая рамка с фотографией лохматой собаки, голубой аквариум мерцал плавающими рыбами, где-то в углу комнаты притихла канарейка. Эльвира вернулась через двадцать минут, она решительно раздвинула ноги Екатерины и впрыснула внутрь прохладную жидкость. Лицо главврачихи ничего не выражало, человечность спряталась под маску профессиональной корректности. Екатерина отвернулась к стене.

От снотворного быстрого сна Екатерина уснула. Ей снился странный, далекий от произошедшей гадости сон. Черный господин из министерства по надсмотру за нравственностью белых тащил Женю, та плакала и кричала, что не хочет умирать. Он отрывал ее слабые руки от каменных выступов, от тонких стволов деревьев. Вдруг пространство расширилось, и Екатерина увидела, что стоит на вершине горы среди света и развалин древнегреческого храма. Люди одеты в тоги, на голове у каждого лавровый венок, на ногах легкие сандалии. Тут на вершине царствовал белый мир, господин из министерства был единственным черным. Мелодичный ветер пел на склонах и поднимал ароматную пыль, которая набивалась в ноздри, от чего казалось, что нос набух и вот-вот распустится южным цветком. Посреди храма возвышалась статуя. Она удивительно походила на Екатерину – та же сквозившая в жестах страсть и энергия. Подошедшим просителям статуя выдавала монетки, кому-то по несколько, кому-то по одной, но никто не уходил с пустыми руками. Когда перед ней склонились Черный господин и Женя, богиня протянула девочке две монеты, а мужчине подала засохшую, без плодов ветвь оливы. Черный господин заплакал. Богиня отвернулась от него и пошла, тяжело ступая каменным шагом. Где-то прозрачно запел соловей, щебень полетел вниз, отдаваясь эхом горного ущелья. Вырвавшаяся из цепких рук Женя убежала вслед за богиней.

Провалившись в следующий карман сна, Екатерина почувствовала, что бежит по туннелю. Она спешила сделать что-то важное, может быть кого-то спасти. Неведомая опасность гнала вперед, заставляя напрягать все силы… Но шаги сглатывала болотистая мягкость пола, Екатерина увязала и не могла вырваться…

Она проснулась через четыре часа совершенно отдохнувшей. За окном стояла ночь и крала у предметов их реальность, обдавая комнату серебристой мешаниной предчувствий и грусти. Эльвира дремала в кресле. Коротко стриженая голова завалилась назад, тень обезглавила главврачиху. Екатерина поднялась, на пол вылилась жидкость. Едкий, чуть хлорированный запах ударил в нос. Женщина провела рукой по внутренней стороне ног.